Всю дорогу я напряженно молчал. Молчал, не понимая, почему у этого Дитриха рот не закрывается, и зачем мне нужны местные достопримечательности. Он хотел сгладить обстановку, но это не удавалось.
Большая вилла в престижном районе, граничащем с туристической зоной. На тот момент, когда Белов увез их сюда, вряд ли мог оплатить такое роскошное жилье. Значит, это дело рук кого-то другого.
Стук мяча о плитку заставил меня замереть. Бросив чемодан на белых мраморных ступенях, забыв, что еще секунда – и я посмотрю в глаза Марины, пошел на этот звук.
Мой Саят. Время изменило всех нас, но близких людей узнаешь, даже если они изменились до неузнаваемости. Мой сын подпрыгнул в воздухе, коснувшись пальцами баскетбольного кольца, и ловко забросил мяч.
Повернул голову. Улыбнулся. Мое сердце рухнуло вниз. Еще до того, как я понял, что эта улыбка – улыбка сына своему отцу – адресована Дитриху.
С этим мириться у меня уже просто не было сил. Словно в тумане, я шел к своему сыну. Смотрел, как он смотрит на меня – вопросительно, растерянно настороженно. Как эта гамма эмоций сменяется недоумением. Я знал, что еще немного – и увижу в его темных глазах, таких же как и у меня, протест. А от этого сердце разорвется окончательно.
- Сай, тигренок… - голос сбился, в горле защипало. По ногам выстрелила дикая слабость. Не понимая, что делаю, я опустился на колени на жаркие плиты под палящим солнцем чужой страны, протягивая руки к пареньку, который был моим сыном.
А он переводил потрясенный взгляд с меня на Дитриха. Я даже не понимал, что после всех пластических операций ему меня не узнать. Что время наверняка стерло те воспоминания.
Дитрих сделал шаг вперед.
- Саят, это твой отец. Помнишь, я всегда говорил, что однажды он вернется…
- Было круто, правда?
- А помнишь, я сам отъехал на лодке от берега и едва не утонул?
- Ты не успел, - я едва успевал смахивать слезы, листая без цели альбомы с фото новой жизни моей семьи. – Я поймал тебя, и мы поплыли вместе. Эта полудырявая посудина не успевала заполниться водой – мы ее вычерпывали и латали бреши монтажной пеной. Мама потом нам обоим высказала за промокшие ноги. Эй, ты что, проверяешь меня?
- Прости, пап. Просто ты другой совсем. Но тебе идет. Ты похож на одного актера из боевика. А вот когда обнял, меня как туда. В детство… я пояснить не могу как, но ты обнимаешь так же… как и тогда. Ты теперь будешь жить с нами? Дитрих, он… он тоже был как отец. Он разрешил называть себя «кентом»…
- Я не знаю, что будет, Сай. Я просто… я просто очень рад тебя встретить. Ты так вырос…
- Уже восьмой курс калифорнийского колледжа. Еще неделя каникул, и обратно. Ты будешь приезжать?
Стук в дверь прервал беседу с сыном. Я смотрел на Марину. Как и в первый раз, чувство нереальности происходящего вызвало головокружение.
Я думал, обниму ее, забыв о присутствии Дитриха. Зароюсь лицом в ее волосы, сожму так крепко, что будет сложно дышать. А едва увидел ее – неулыбчивую, сосредоточенную, с короткой стрижкой и в спортивном костюме, застыл на месте.
Она была чужая. Растерянная, обалдевшая, такая знакомая, родная – но что-то изменилось.
Объятия вышли сухими.
- Тагир, пообщайтесь с Саем… через полчаса обед. Мы… не будем вам мешать.
Думал, когда увижу ее спустя озвученное время, шок отпустит. Накроет нежностью, той, что так долго одолевала, пока я верил, что ее уже нет на этой земле. Но ничего. Между нами словно колебалась незримая энергетическая стена. Ни капли того счастья и доверия, в которых утопил меня Саят.
- Идемте обедать. А потом… потом нам придется поговорить.
- Но я хочу с папой к океану! Представляешь, он ни разу не занимался серфингом…
- Он присоединится к тебе. А мне придется поговорить с… твоим отцом наедине.
Холод. Стена. Я ощутил это в полной мере, когда мы уединились с ней в кабинете, который щедро предоставил в наше распоряжение ее новый муж.
Марина переоделась в платье. А я отметил, что ее стиль изменился. Вполне соответствует холодности, что легла несмываемым отпечатком на ее лицо. Где эта жизнерадостная девчонка, никак не пожелавшая в свое время утихомирить внутреннего ребенка? Через что ей пришлось пройти, чтобы научиться заново жить… И так ожесточиться?
- Помнишь любимое стихотворение моей матери? – начала она, жестом велев сесть и не пытаться приблизиться.
- Какое? – я смотрел на нее, а перед глазами был другой образ. Неуместный здесь, за тысячи километров. Не имевший отношения к разговору. Он просто был.
- «Не повертайтесь на круги своя. Нічого це, крім білю, не приносить». Никогда мне не нравилось, а сейчас прямо набатом в голове.
Она пытается скрасить эти, казалось бы, жестокие слова улыбкой. А я вижу в ее глазах страх. Страх – что я пришел отобрать у нее новую жизнь, разрушить все, что она построила.
- Злишься за меня, что не спас… что не я вас увез? И что меня долгое время считали мертвым?
- Поначалу, а потом нет. Я долго верила, что ты жив и приедешь за нами. Славик пытался тебя отыскать, но ты пропал без вести. Потом нашли вроде как обгоревшее тело… опознать не смогли. ДНК совпало…