Дерзкая

— Надо возвращаться домой. Здесь нам больше нечего делать. Мы не можем жить на развалинах. Это никому не нужно. Дома нас ждут дела… Ты слышишь, что я тебе говорю? Свои чудесные сны ты сможешь смотреть в любом месте…

Олег медленно повернулся. На его лице играла презрительная улыбка.

Юрка опешил:

— Олежка, ты что?

— Ничего. Мой суровый серьезный босс не велит мне говорить глупости?.. Если даже с другом я не могу побыть самим собой, на кой черт мне вообще иметь с ним дело?!

— Извини, Олег. Я не прав… Но все же, — Юрка звонко шлепнул Олега по спине, — давай собираться домой.

Медленно и нехотя Олег поднялся на ноги…

— …В чем дело? Господи, что опять случилось?.. — я услышала сквозь сон чужой взволнованный голос.

Открыв глаза, я увидела Одера и Фелима. Побросав на полу сумки, они склонились над моим креслом.

— В чем дело? — удивилась я.

— Как это, в чем? — возмутился Одер. — Ты спишь и плачешь!

Я провела ладонью по своей щеке. Действительно, лицо все в слезах.

— Чья это чашка, и что это такое? — поинтересовался Фелим, указывая на браслет.

Это моя чашка и моя вещь. И я не хочу больше слышать ваших расспросов! — я повысила голос. Муж и брат переглянулись, и Одер примирительно сказал:

— Молчим.

— Вот и молчите.

Я встала и пошла наверх, на ходу вытирая слезы. Меня взбесили не столько их вполне резонные расспросы, сколько то, что из-за них мне пришлось покинуть Юру и Олега. Если бы можно было, я держала бы контакт столько, сколько оказалось возможно. Идя по коридору, я слышала сзади шаги Одера. Он, словно конвоир, не решался обогнать и шел за мной до самой спальни.

— Как прошла тренировка? — окликнула я его.

— Нормально. А как ты? — Одер пробовал быть равнодушным.

— И я нормально.

Господи, действительно, лучше убежать куда-нибудь из этого плена. Ничем не провинился передо мной этот парень. Я знала, что он хороший человек. Но мне он был совершенно не нужен, вместе с его любовью и жалостью. Не нужен и этот дом, и все, кто в нем живет. Я сама себе не нужна, если не найду выхода.

Валерий был прав: Рай разрушен. Юрка с Олегом ничего не нашли в его обломках. Хотя и непонятно, что они надеялись найти там? Они же знали, где зарыты останки рыжего спаниэля… Конечно, Олег скоро перестанет грустить по поводу своего чудесного многообещающего сна. И вообще, сколько способен человек грустить в разлуке? Как долго он будет избавляться от боли? Как скоро воспоминания о потере перейдут в разряд светлой ностальгии? Наверное, быстро. Но при условии, что потеря не восполнима и в принципе безвозвратна. Ну а если остается пусть даже теоретическая возможность вернуть того, с кем был разлучен, тоска и боль ни за что не ослабевают, а крепнут и становятся злее, делая вслед за собой злее и самого человека. Я поняла, что именно это и стало происходить со мной.

Если бы у Кати Орешиной были десятки аналогов, если бы не существовало Рая и Валерия, если бы Мариэла никогда не ощутила в себе другую женщину, то и прежняя жизнь, и Олег Середа, и Юрий Орешин стали бы подспудными, грустными и светлыми эпизодами снов. И никогда не появилось бы у Мариэлы безумной цели — вернуться.

Но я-то знаю, что вернуться назад можно! Если не хочет этого сделать Извеков, я смогу сама. Нужно только сделать все правильно. А поскольку все это возможно, нетерпение совершенно законным образом начало глодать меня. И вряд ли кому-нибудь будет под силу удержать меня.

— Мариэла, откуда у тебя этот браслет?

— Это мой браслет. Мой. И не начинай все сначала!

Одер в раздражении с размаху швырнул сумку на постель.

— В чем дело? Что это за фокусы, Мари?

— Неужели ты ревнуешь?

Лицо Одера вспыхнуло:

— Если бы могла увидеть себя со стороны, ты не спрашивала бы меня об этом!

— А что было бы, если бы я могла себя увидеть?

— Ты поняла бы, что ты стала совершенно другим человеком.

— Да, Одер, я — другой человек. И мне совершенно все равно, как ты на это посмотришь.

Глава 11

Стадион бурлил в предвкушении скорого начала гонки. Небо над трассой было еще затянуто тучами но дождь перестал с час назад, и покрытие осталось лишь чуть влажным. Я сидела на своем обычном месте, у открытой смотровой площадки и наблюдала, как техники возятся с жучком Одера. Что-то вышло из строя в последний момент, поэтому они очень спешили и были крайне озабочены. Одер уже скрылся в раздевалке. Времени на подготовку оставалось в обрез.

Минут через десять Фелим, подняв голову от жучка и отыскав меня, махнул рукой на раздевалку:

— Мари, поторопи его, пожалуйста, время уже выходит.

Я повесила обратно на подставку переговорную систему и, соскочив с сидения, прошла в раздевалку.

Одер был уже в комбинезоне и возился с застежкой.

— Фелим торопит, что ты застрял?

Одер пожал плечами:

— Все из рук валится. И вчера, и сегодня. Сам не пойму, что такое. Руки дрожат.

— Не выдумывай, — я подошла к нему и помогла с застежкой. Полосатый желто-коричневый комбинезон ладно сидел на нем. — Вот, все в лучшем виде. Кажется, принято решение пройти первые три круга на дождевых колесах.

Одер тряхнул головой, отбрасывая назад светлую челку, нетерпеливо сморщился: