Ковеза в условленном месте поджидал Астапова. Тот явился незадолго до темноты, сообщил, что в Улейках найден старичок, согласившийся побывать в Борках. Велел передать командиру, что подождет его возвращения. В это время они заметили в лесу прогуливающегося фрица. Решил, видно, совершить вечерний моцион.
Взяв «языка», Астапов и Ковеза обследовали его солдатскую книжку, допросили. Оказывается, в Борках размещается маршевая рота вермахта, прибывшая из Ливии. Ей предоставили пять дней отдыха. Ковеза отправился в отряд с донесением.
В одиннадцать утра командир и комиссар, очень довольные данными разведки, подъехали к одному из своих наблюдательных постов. Здесь они узнали, что гитлеровцы повесили семидесятилетнего пчеловода Никона Матвеича за помощь красноармейцу.
— Сегодня третий день их отдыха, — заметил Шевчук.
— Только бы не решили пораньше смотаться, — добавил Клинцов.
День седьмого ноября прошел в чистке и проверке оружия. Шеврук с группой разведчиков обследовал намеченный путь отхода после боя. А вечером он отобрал самых опытных автоматчиков и приказал залечь в засаду на дороге в Улейку. Это на всякий случай, если маршевики сократят свой пятидневный отдых в Борках и выступят ночью. Враг не должен уйти безнаказанным.
Вечером седьмого ноября Шеврук и Клинцов отбирали добровольцев в группу ночного удара на случай (весьма нередкий), если офицеры маршевой роты гитлеровцев намеренно распустили слух о пятисуточной стоянке в Борках; если на самом-то деле рота возобновит свой марш этой же ночью или под утро. Не исключена также вероятность и внезапного приказа роте сократить отдых и спешить на пополнение одной из дивизий, рвущихся к Москве.
Предусматривая такие неожиданности, командир и комиссар из нескольких десятков добровольцев избрали только самых опытных в ночных боях автоматчиков, дюжину всего-навсего. К ним подключили трех пулеметчиков с ручными МГ. Зато обладатели двух ППД получили по четыре диска патронов.
Выступи маршевая рота ночью для очередного многокилометрового броска — и небольшая группа советских бойцов, бесшумно занявшая выжидательные позиции возле дороги от Улеек, сумеет использовать выгоднейшие минуты, чтобы фашисты не смогли быстро развернуться в боевую цепь. Группа, руководимая лейтенантом Барундуковым, откроет с фланга внезапный огонь такой плотности, что можно надеяться: маршевая рота потеряет до половины личного состава.
Напутствуя группу, комиссар сказал:
— Мы теперь двигаемся на восток, к Москве, и фашистские маршевики — туда же. Вроде бы попутчики. Так уж постарайтесь поуменьшить их количество. Чтобы наш лесной воздух почище стал! Старшим назначаю Барундукова.
Группа бесшумно скрылась в чащобе. А через час опять ушел командир с двумя разведчиками. К той же разрушенной мельнице.
Если немецкие дозорные покинут свой пост — это явится признаком предстоящего выхода гитлеровцев из Борок. И тогда Шеврук пошлет связного с приказом к Барундукову: заблаговременно перебраться с выжидательных позиций на исходные.
Однако немецкая маршевая рота в эту ночь не собиралась уходить из Борок. Ей действительно сократили время отдыха: с пяти суток — на четверо… Но командир роты хауптман Зилле, получив под вечер этот приказ по радио, счел за благо не оглашать его покамест, а прежде всего, с воспитательной целью, загодя приучать подчиненных к неожиданностям, которые могут обрушиться на их головы во фронтовых условиях, объявить об экстренном выступлении на восток завтра в пять вечера. На сборы предоставить только десять минут и наложить строгие взыскания на неуспевших снарядиться по всем правилам…
А пока в бездействующей сельской лавочке стыли на полках и на прилавках ободранные туши двух коров и семерых овец — последнее, что смогли награбить в Борках для сытного обеда солдаты вермахта. Хранитель ротного продовольствия служил одновременно и караульным.
На маленькой площади перед лавочкой чернела виселица в виде неровной буквы П. Ее несимметричность и даже уродливость объяснялись поспешностью сооружения. Один опорный столбик, в пол-аршина обхватом и глубоко врытый, ранее служил для коновязи приезжавших сюда подвод; а вторая опора была составной из двух толстых жердей, туго прикрученных одна к другой прочнейшей проволокой; для верхней же перекладины была использована отбитая от потолка лавочной кладовой балка с массивным, уже давно заржавевшим железным крючком.
После ранних морозцев снова потеплело в эту ночь. И чуть ли не поминутно менялся ветер. Восемнадцатилетнего постового Хорста Кюна, с раннего детства страдавшего тонзиллитом и поэтому лишь месяц назад мобилизованного, терзало поскрипыванье виселицы. Кюн по праву гордился своей музыкальностью. Поскрипыванье виселицы резало и оскорбляло его великолепный слух. Однако мало-помалу в этом стоне безжалостно перегруженных жердей Кюну стали слышаться человеческие стоны. Все неотвязнее, все томительнее появлялись нелепые мысли, что в едва заметно покачивающемся казненном еще теплится остаток жизни, что старик продолжает страдать и молит прекратить его муки.