Дерзкие рейды

— Ниц! Нема уверенности, когда война! — хозяин махнул зажатой в руке мятой кепкой. Вероятно, забыл о ней и, спохватясь, насунул чуть ли не по брови. — Хворые мои детишки, вот и гну хребет. Отослал мелюзгу к бабке в дальнюю деревню, да назад уже просятся. Коли не верите — кепско. Только не згода время терять. А то хватим лиха — нагрянут швабы. Где тоди вас укрывать?

— Не целой же ротой нагрянут, — возразил Клинцов.

— Вядомо — не ротой… Да на вас-то хватит!

— А немцы, стало быть… — сейчас Алексаев старался говорить как можно мягче, — тут уже бывали? Гостили у тебя?

— Заезжали… Долго ли на моторах прикатить? И забрали двух баранчиков, един остался. Так лепей вам подарить остатнего.

Эта подчеркиваемая щедрость становилась навязчивой. Поэтому как ни пытался Алексаев (отлично понявший многозначительный взгляд Клинцова) быть сдержанным, а распалился. Выходило, что хозяин как бы равнял советских бойцов с оккупантами.

— Заезжали, стало быть. И ждешь еще, — голос Алексаева перекинуло в зловещую ласковость. Почти черные, слегка на выкате глаза щурились, будто прицеливался. — Ждешь еще… Чтоб окончательно снюхаться?

Лесника передернуло.

— Ниц, червонны панове! Снюхиваются-то псы. Ниц! — он осекся на полуслове.

Скрипнула калитка. Вошел еще кто-то… Это был старший сержант Ковеза.

— Товарищ комиссар! — раздался его хрипловатый басок. — Доложить бы треба.

Этим «бы», то есть отступлением от уставных форм обращения к старшим, Ковеза намекнул на желание поговорить наедине.

В тот же момент Клинцов встретил взгляд лесника. Быстрый взгляд, почти мгновенный. Но в нем уже не сквозило наигранное спокойствие. Скорее — надежда. У Клинцова мелькнула догадка, что ранее хозяин попросту не поверил обращению «товарищ». А сейчас, после слов «товарищ комиссар», поверил?

Прошла секунда. Клинцов отвел глаза от лесника. Повернулся к Алексаеву.

— Ладно, товарищ лейтенант, выслушай своего разведчика.

Клинцов еще на шаг подступил к леснику, уловил запах полыни от его меховой безрукавки.

Тот хотел что-то сказать, но замер при виде ворвавшегося во двор Алексаева. Ковеза, перешагнув следом за лейтенантом порожек калитки, привычным движением заставил свой шмайсер на ремне скользнуть из-за плеча прямо в руки.

Круглое лицо командира разведки, вообще довольно полнокровное, стало сейчас багровым. На какие-то секунды он забыл о присутствии комиссара.

— Та-ак, хозяйчик… Обиженного разыграл? Ему, видите ли, слово «снюхались» не по нраву. Мол, ежели фашисты — псы, то я не таков. Ишь ты! Маху дал хозяйчик. Песьи прислужники гаже, чем сами псы. Песьи прислужники лезут из кожи — затаптывают следы песьи. Лезут из кожи, влезают в автомобильные покрышки.

В этот момент Клинцов раскаивался, что взял с собой лейтенанта. Быстро подыскать удобнейшие подходы к шоссе для минирования, разведать надежность обороны гарнизона железнодорожного узла — в таких делах лишь немногие вровень с Алексаевым. Но для осторожного прощупывающего разговора он не подходит.

Между тем Алексаев уже совладал с захлестнувшим его приливом злобы и заставил себя говорить спокойно.

— Халхин-Гол вспомнился мне, товарищ комиссар. Со штабом самураев угодил в наш плен и газетчик английский. Тертый парень, ему с лордами да баронетами довелось охотиться. Покуда ждал самолет в Москву, выболтал, например, и такое. Породистые лордовы пойнтеры да сеттеры только вынюхивают дичь и стойку делают. А приносит убитых или подранков уже не вышестоящий пес, а лакей песий. Так называемый «ретривер»… Словом, собачья собака. Вот и наш хозяин из такой породы. Недавно специально приспособленными подошвами следы фашиста затаптывал и переобуться не успел и где-то сейчас его прячет. Только не уйти ему! Крикни же вышестоящему псу, чтобы добровольно сдался!

А лесник все эти минуты, пока говорил командир, стоял слегка сгорбясь и пристально глядя исподлобья…

Со своей стороны и комиссар не отводил испытующий взгляд от заподозренного. Похоже, тот успокаивался и даже странно веселел по мере того, как лейтенант все более накалялся.

— Крикни фашисту, пускай выползет, — приказал Алексаев. — А ты живи, черт с тобой.

Раздались женские и детские возгласы. Возгласы не боли, не страха, а радости. Это наши бойцы привели во двор семьи пограничников, прятавшиеся у лесника.

И лесник разрыдался.

8

Когда танковые колонны гитлеровцев прорвались к Невелю, Вацевич собрался было со всем семейством уходить на восток, подобно тысячам других беженцев. Однако перед отъездом явился к нему работник райисполкома, который в мае оформлял его на новое место работы. Райисполкомовец от имени партии попросил беспартийного Тадеуша Вацевича остаться и помогать организующемуся подполью патриотов. Отказаться?.. Горько было отправлять без своего присмотра трех дошколят-хлопчиков и жену на сносях. Однако Вацевич согласился ждать связных от райкома партии и выполнять их задания.