Дерзкий

Мой тренер говорил, что, если не получается использовать очевидное преимущество, надо переключаться на неочевидные.

Из неочевидных у меня голые грудь и задница. А еще явная реакция Хищника на все это дело.

Реакция его упирается мне в поясницу с такой силой, что запросто может оставить синяки.

Когда мужик возбужден, это хорошо. Это — мое преимущество. Потому что я не возбуждена. И мысли — холодные и расчетливые. Да? Да.

Выгибаюсь и мягко трусь задницей о его стояк.

Шатер за моей спиной сдавленно шипит и еще сильней сжимает свои удавьи кольца. Черт… Ну давай, расслабься чуть-чуть… Позволь мне…

— И не надейся, сучка, — хрипит он мне в ухо, обдавая жаром дыхания кожу, — не получится. Но продолжай, мне по кайфу.

Блин!

— Может, поговорим? — я еще разок, на пробу, трусь задом о выпуклость в его штанах, мурлычу тихо, мягко, с готовностью. Ну и еще потому, что громко не могу. Придушил он меня качественно, гад. Не больно, но воздух в легкие поступает тяжело.

— Теперь ты говорить решила? Нахрена тогда пыталась вырубить? — он нагибается все ниже, его губы уже практически на моей шее, и это неожиданно волнует. Не так, как надо. Неправильно.

Настолько неправильно, что я на какие-то мили-секунды представляю себе, как он мог бы…

Угомонись, дура! Он — мог бы, да. Ты — не можешь этого позволить! Это — проблемы. А у тебя и без того их дохренища.

— Я не пыталась… — тихо бормочу, чуть повернувшись к нему и с неожиданным удовольствием ощущая его теплое возбужденное дыхание. Оно волнует даже больше, чем жесткий стояк у поясницы. — Я просто… Растерялась…

— Так я тебе и поверил, — так же тихо отвечает Шатер, чуть ослабляя захват, но лишь для того, чтоб перехватить меня резко и развернуть к себе. Он это делает настолько неожиданно и молниеносно, что я успеваю лишь охнуть, несмотря на все свое хваленое спортивное прошлое. Все же, когда нет нормальной практики, навык теряется…

Больше я не могу ни о чем думать, потому что буквально теряюсь в его темных глазах.

Шатер смотрит точно так же, как и до этого, когда ловила на себе его взгляд при случайных встречах в универе.

Жадно, пристально, изучающе.

Только теперь все это близко очень, и становится понятно, что еще там, в глубине темных глаз.

В дамских романах это назвали бы вожделением. Но я — простая, как три рубля. И потому сразу обозначаю эту дикость в глубине шатровских глаз, как похоть. Простую. Примитивную. Всепоглощающую.

Приходит понимание, что он реально едва сдерживается, держа меня вот так, практически на весу, прижимая к себе, голую и беспомощную.

И это, вкупе с совершенно однозначной реакцией его тела, окончательно помогает осознать полную причину такой злобы.

То есть… То есть он все это время меня… Хотел? И даже когда думал, что я — парень?

Черт…

У него реально есть причины злиться…

— Слушай… — уже примирительно шепчу я, стараясь не показывать, что его взгляд до дрожи пробирает, — я не специально… Понимаешь, так надо. Я не могу тебе всего объяснить, но реально так надо.

— Ты от кого-то прячешься? — Шатер сразу верно улавливает суть, взгляд его становится жестче, пальцы на моих голых плечах каменеют.

В этот момент я могу его ударить. Легко вырубить, прыгнув снизу вверх, засадив головой в подбородок. Это только в фильмах после такого встают. В реале — падают с диким грохотом. И приходят в себя в больнице.

Но я почему-то не пользуюсь своим преимуществом, тоже смотрю на него, пытаясь придумать, что сказать. Правду? Нельзя. Соврать? Не могу даже придумать сходу правдоподобно. Не умею я врать. От того и все проблемы мои.

Остается только честность. В той степени, которая мне позволена.

— Прячусь. Но я не могу ничего тебе больше сказать.

Он молчит. Ладони сжимает. Большие пальцы словно нечаянно начинают поглаживать голую мокрую кожу плеч, и от этого пробирает озноб по всему телу. Я с легкой паникой осознаю, что соски, и без того острые, напрягаются еще сильнее и упираются ему во влажную футболку.

И это… Приятно.

Настолько, что, против всяких правил, хочется потереться о него грудью, раздразнить нежную кожу еще сильнее. Или, чтоб наклонился и…

Ничего! Ничего!

Поднимаю взгляд и упираюсь опять в его глаза, жесткие. Черные. Завораживающие.

— Почему не можешь? Я никому не скажу.

Он опять ведет пальцами по коже, смотрит на меня, не отрываясь и, кажется, прижимает еще сильнее к себе, неосознанно, заставляя запрокинуть голову.

— Потому что я под подпиской о неразглашении.

Шатер едва заметно морщится, но, судя по всему, ему знакомо это понятие, потому что дальше не настаивает.

Но и не отпускает.

Я не вижу смысла больше его вырубать, понимая, что в любом случае уеду отсюда, едва только Зуб узнает о ситуации.

А я обязана его поставить в известность.

И это значит, что я вижу хищника в последний раз.

От этого почему-то грустно, хотя я давно настроена на то, чтоб легко переносить расставания. Слишком много их было в моей жизни.

Но рядом с Шатровым настолько надежно, настолько безопасно… Рядом с Зубом такого нет и в помине, хотя он — очень непростой чувак. Но вот нет.

А рядом с Вадимом Шатровым — есть. Странно, правда?