Дерзость

— Что, девушка, скучаете? — спросил я ее, чтобы как-то завязать разговор.

— Скучать некогда, надо пасти лошадей, — ответила она, смело рассматривая нас.

— Такая ладная, молодая да красивая, и вдруг пастушка, — заметил Вася Смирнов. Девушка зарделась, но так же спокойно ответила:

— Ничего не поделаешь, пасем все по очереди — и красивые и некрасивые, и молодые и старые.

Отправив Васю Смирнова и Сашу Стенина в деревню, мы с Чеклуевым присели на траву рядом с девушкой.

— Давайте знакомиться, Федор, — представился я. — Комиссар партизанского отряда Шарого.

— Вера Луцевич.

Постепенно разговорились. Выяснилось, что Вере семнадцать лет, живет она с отцом и матерью в Дубровке. Комсомолка.

— Скажи, — обратился я к девушке, — ты бы хотела помочь Красной Армии?

— Смотря чем и как.

— Вот какое дело, Вера, — начал я, тщательно взвешивая каждое слово. — Про наш отряд ты, может быть, и не слыхала, мы здесь недавно. Наша задача разведка. Для сражающейся Красной Армии нужны самые подробные и регулярные сведения о военных перевозках немцев по железной дороге, о воинских частях, расквартированных в Марьиной Горке. И здесь без помощи местных жителей нам не обойтись. Ты меня понимаешь?

Луцевич согласно кивнула головой.

...В Дубровку мы вновь приехали через неделю. Встретились с Верой. Она сказала, что в Марьиной Горке живет подруга ее матери с сыном Владимиром и что дом их расположен у самой железной дороги. Из окон дома можно вести постоянное наблюдение за железнодорожными перевозками немцев. Вера хорошо знала Владимира Бондарика и на другой же день отправилась в Марьину Горку, рассчитывая получить от него согласие на сотрудничество.

Бондарик обещал подумать. Ни Вера, ни мы еще не знали тогда, что Бондарик уже давно состоит в подпольной группе. Вполне понятно, что на сотрудничество с нами ему было необходимо получить разрешение руководства группы. Вскоре такое разрешение он получил, и мы через Веру стали регулярно получать необходимые сведения о воинских перевозках противника через станцию Марьина Горка.

Нумерацию войсковых частей запомнить было трудно. Поэтому Вера и Володя придумали такой способ записи: на крышках спичечных коробков бисерным почерком писали порядковый номер коробки, а изнутри — номера войсковых частей. В деревнях спичек не было, в Марьиной Горке они стоили больших денег, но мы пошли на эти расходы. Такой товар, как спички, не вызывал никаких подозрений ни у немцев, ни у полицаев.

Зная о наших постоянных трудностях с медикаментами и перевязочным материалом, Вера связалась с медсестрой городской поликлиники Марией Григорьевной Кудиной и от нее получала все необходимое.

Однажды при выходе с медикаментами из Марьиной Горки Веру остановил полицейский патруль. Старший из полицаев знал Веру еще с тех пор, когда она училась в педтехникуме в Марьиной Горке, и даже ухаживал за ней.

— Что несешь? — спросил один из патрульных.

— Мины, — ответила девушка. — Нате, покопайтесь в дамской сумочке, ведь это так интересно.

Старший полицейский приказал пропустить девушку.

Попадала она несколько раз и в облаву, которые немцы устраивали в Марьиной Горке, чтобы забрать молодежь для отправки в Германию, но, хорошо зная город и повадки врага, всегда уходила от гитлеровцев.

Группы разведчиков выдвинулись к своим объектам и жили постоянно там во временных лагерях. Полученные сведения каждые пять дней доставлялись в штаб, обрабатывались, а затем передавались командованию. Что касается нас с Шарым, то мы часто бывали в этих группах, иногда вместе, иногда врозь, встречались со связными, информировали их о положении на фронтах Великой Отечественной войны, ставили новые задачи.

В хлопотах по организации разведки незаметно прошли июль и август. В конце августа у Шарого разболелись старые раны, и ему разрешили вылететь на Большую землю. С Ильей Николаевичем улетела и серьезно заболевшая Нина Морозова. За время пребывания в отряде она терпеливо сносила все тяготы нашей нелегкой жизни, была требовательна к себе, всегда внимательна к товарищам, а мы вот, видно, недоглядели, не заметили, что она заболевает.

1 сентября Илья Николаевич и Нина попрощались с нами и в сопровождении семерых бойцов отправились на аэродром в Репин. С отъездом Шарого на меня была возложена обязанность командира отряда "Москва". Нельзя сказать, чтобы это меня испугало. Как ни говори, а за плечами уже был немалый боевой опыт, отряд хорошо вооружен, бойцы словно на подбор, дружные, умелые, дисциплинированные. Что же касается нашей задачи, то она вполне четкая и ясная: разведка.

И все же сомнения были. Ведь Шарого, и это я хорошо знал, все уважали не только как храброго, знающего командира, но и любили как человека доброго, справедливого, готового держать ответ за поступки каждого бойца. А я? Сумею ли быть похожим на командира, смогу ли завоевать любовь и доверие бойцов? Что ж, время покажет...

Вскоре за делами и заботами бойцы смирились с отсутствием Шарого, хотя часто вспоминали его, а нас все по-прежнему звали шаровцами.