Дерзость

В сентябре 1967 года, спустя более двадцати лет после освобождения Польши, мне и Льву Константиновичу Никольскому было предложено в составе делегации Советского комитета ветеранов войны выехать в Польшу. С огромной радостью мы приняли это приглашение, надеясь на то, что нам удастся посетить памятные места и, возможно, встретиться с кем-нибудь из польских товарищей — тех, с кем мы вместе боролись против общего врага.

Сразу по прибытии в Варшаву мы с Львом Константиновичем обратились к руководству Союза борцов за свободу и демократию с просьбой разрешить нам выехать в район Остроленка — Мышенец. Просьбу нашу охотно удовлетворили.

В Мышенец мы прибыли поздно вечером. Сопровождающий нас польский полковник (он, кстати говоря, довольно хорошо говорил по-русски) обратился за содействием к начальнику милиции города, и мы немедленно выехали на хутор Харцибалда. Добрались туда, когда время перевалило уже за полночь. Полковник постучал в дверь одного из домов, через минуту-другую она со скрипом открылась, и нас пригласили войти в хату.

В комнате оказались двое молодых людей — Стефа и Янек, как представились они нам. Полковник объяснил супругам, что мы приехали из Советского Союза и хотим повидаться с боевыми друзьями. Завязался непринужденный разговор. В ходе него выяснилось, что Стефа — племянница Марии, жены Стася, и может нас с ней свести. Это была уже удача.

Откуда ни возьмись появились соседи — молодая учительница, подруга Стефы и еще несколько человек Все они пришли со свертками, тарелочками, мисками Вскоре на загнетке затеплился огонь, зашипело на сковороде сало, и, словно по волшебству, стол оказался уставленным закусками.

Мы рассказали молодым людям, родившимся уже после войны, как в этих местах наша группа вела разведку, как и в чем помогали нам их отцы и деды, а они слушали нас словно завороженные и готовы были хоть сию минуту ехать к старику Эйзаку, к вдове Стася, куда угодно. Но на дворе была ночь, и мы, взяв с собой Стефу и Янека, вернулись на своей "Победе" в Мышенец. Там на следующий день произошла наша встреча с Марией От нее мы узнали, что замученные гестаповцами Станислав, Тадек Зиглер, Стефания и Элеонора Плишка и многие другие польские патриоты похоронены на Мышенецком кладбище. Мы не могли не пойти туда, не поклониться их праху, не взять на память несколько горстей земли с их могил. Прямо с кладбища вместе с Марией поехали на хутор Плишки — там теперь проживал ее брат, затем завернули на хутор Зиглеров, зашли в дом, заглянули в сенной сарай, где нам порой приходилось скрываться в дневное время.

Иногда жандармы заходили сюда, проверяли штыками, нет ли кого под сеном, но ни разу не догадались поставить лестницу и попытаться оторвать несколько торцевых досок со стороны двора. Здесь в стене была сделана ниша, и мы через щели между досками вели наблюдение, готовые в любой момент дать жестокий отпор врагу.

К сожалению, наше время было ограничено, и мы не успели навестить старого Эйзака, побывать в Бандысе, Баранове, Длуге и других памятных для нас местах нам надлежало в тот же день вернуться в Варшаву.

В Мышенце, где мы остановились, чтобы пообедать, нас поджидала большая группа местных жителей. Они сердечно приветствовали нас — представителей армии-освободительницы, забросали вопросами о жизни в Советском Союзе, наперебой приглашали в гости...

В доме напротив ресторана, где мы заказали обед, во время немецкой оккупации помещалось гестапо. Теперь здесь работали два магазина. Владелец одного из них подошел к нам, извинился и, мешая польские и русские слова, почтительно попросил заглянуть к нему на чашку кофе, причем дал понять, что хочет сообщить нечто важное. Мы приняли приглашение, вышли из ресторана, пересекли улицу и оказались в одной из комнат магазина, где уже был накрыт стол.

— Мы вас слушаем, — сказал я, повернувшись к хозяину.

Тот пригласил нас сесть, сел сам и начал неторопливо рассказывать.

— Вы, наверное, видели на этом доме мраморную доску, может быть, даже смогли прочесть, что на ней написано. Это было страшное место, отсюда никто не выходил сам — отсюда только выводили и увозили — кого в лагерь смерти, кого на казнь. Здесь свыше пяти лет избивали, пытали и убивали. Здесь помещался следственный отдел гестапо и застенок. Эти двенадцать человек были последней жертвой наци. В память о них и установлена мемориальная доска.

— Извините, возможно, вам что-либо известно о причине ареста этих людей, спросил я поляка.

— Да, пожалуй, кое-что я могу рассказать. В начале января 1945 года в Мышенец прибыл штурмбаннфюрер СС с особыми полномочиями. Девушка-уборщица, которая в то время работала в канцелярии СС, слышала, как вновь прибывший гитлеровский чин распекал местного начальника службы безопасности за то, что у того под носом в прифронтовой полосе нагло и безнаказанно действуют русские разведчики. "Отныне, — заявил он, — я лично буду руководить операцией против русского "музыканта". Мы заставим их замолчать..."

Нет, не удалось. Фашисты не нашли среди поляков предателей.