Дерзость на шпильках

Подолгу сидела на окне, вспоминая особенно теплые моменты, и смотрела танцы снежинок на подоконнике. Мне надо было пережить свою любовь, заключить ее в оковы, чтобы спрятать в самый дальний ящик моей души.

Я знала, что смогу! Я всегда была борцом по натуре, и в этот раз смогу пережить удар в свои ворота. Снова встану, отряхнусь и пойду дальше, но ПОТОМ. Сейчас же мне нужно собрать себя, выстрадав отведенное мне бремя.

Артём.

Уже битых полчаса я смотрю в окна семейного гнезда Ангеловских. Салон машины давно остыл, но мне лень запускать двигатель, чтобы вновь согреться. В сотый раз дергаюсь, чтобы открыть дверь, но снова падаю назад в кресло, ударяясь несколько раз головой об подголовник для встряски мозга.

Я нечеловечески устал! Не помню, когда последний раз нормально спал! Хотя нет, помню! Со среды на четверг, когда под боком моя дерзость умильно сопела, складывала на меня все свои конечности в разных комбинациях и тихо ворчала, что я слишком горячий. Это ее сонное недовольство умиляло больше всего, так как отодвинуться мне не позволялось, даже если бы я захотел. И черт, я прекрасно спал и даже высыпался, несмотря на весь хаос, принесённый ею в мою кровать. И если раньше, чтобы уснуть, мне требовалось положить оружие под подушку, то теперь мне нужно было уложить своего ангела. Вот только сегодня шестой день, как я пытаюсь жить без нее. Что сказать?! Попытка провалилась, а жизнь сплошное дерьмо.

По всей видимости, я от рождения тугодум! Так как полностью осознание моего тяжёлого положения пришло только в те проклятые шесть часов, пока я ждал информацию о местоположении Ани. Я к чертям разнёс половину первого этажа тренировочной базы, а также  пострадал частично второй, когда мне казалось, что все дебилы, раз не могут найти мне всего одного человека. Дан мне не мешал, только напоминал, что восстановление всего сломанного будет за мой счёт. Вот только мне было похер!!! Я готов был перевести на любого все свои счета только за адрес, где держали мою девочку.

Так что, когда я получил информацию, я был готов рыть подкоп и убивать голыми руками. На вылазку пошли небольшой компашкой, как выяснилось, господин Карпов не возводил вокруг своего логова ров с водой и ток по двухметровому забору не пускал. Внутри двухэтажного дома охраны тоже было мало, так что, оставив своих охламонов на периметре, пошли с Арчинским вдвоём.

Из перехваченных переговоров охраны мы знали, где держат Аню,  что она жива и относительна здорова. При захвате нужной нам комнаты я видел только лицо этого подонка. Я специально не смотрел на девушку, зная, что сорвусь. Так что методично ломал кости Гришуне, наслаждаясь его звонкими криками, а мне всё было мало.

Я все ещё жалею, что не выдернул ему сердце сразу, но, услышав зовущий меня голос Ангела, бросил эту тварь Дану с просьбой о том, чтобы спрятал от меня и желательно навсегда. Он спрятал надёжно, я даже не знаю, где именно.

И, когда я счастливый упал на колени перед диваном с девушкой, мой кошмар продолжился. Ее нежная кожа была изранена этим извращенцем, радовало, что джинсы были на ней, значит, мы успели вовремя. На наше счастье эта тварь никуда не спешила, растягивая удовольствие. Сука!

От вида ее разбитого лица и заплаканных глаз боль скрутила меня до тошноты, снова пришлось заглушить порыв того, чтобы вернуться к уроду и добить его. Ее внимание было рассеянным, а речь невнятной, но приказ, не разговаривать с ней, я понял отчётливо.

Не простила! Я бы тоже себя не простил после всего дерьма, что вывалил на неё.

Уже в больнице мне сказали, что Анютка находится под действием какого-то препарата, у нее сильное сотрясение головного мозга, а   ее сознание сейчас дезориентировано. Врач порекомендовал ничего ей не говорить, чтобы осознание правильной реальности пришло к ней постепенно.

В принципе, говорить мне не хотелось, хотелось убивать! Сейчас я понимаю, что ступил по полной. Твою мать, она практически призналась мне в любви, а я просто промолчал. Мне кажется, я тогда даже толком не понимал, что она говорит. Я вспоминал ее проникающий в мою душу взгляд, ещё там в машине, на заднем сиденье, я почувствовал, что она любит. Я читал это в ее глазах, когда она дарила всю себя мне одному, читал и тонул, не сопротивляясь.

В тот момент возле больничной койки я не понимал сам себя, когда она попросила уйти, я ушёл. Арчинский увез меня к себе, старательно перевязывал рану от шальной пули в моём плече, при этом вливая ударные дозы алкоголя вместо обезболивающего.