Когда я впервые встречаюсь с людьми, они цитируют мне строку из моего выступления на национальном съезде Демократической партии, которая явно затронула чувствительную струнку: «Нет черной Америки, нет белой Америки, нет латиноамериканской Америки, нет азиатской Америки — есть Соединенные Штаты Америки». В их сознании это высказывание вызывает картину Америки, освободившейся от прошлого, где были расовая дискриминация и рабство, лагерь для интернированных японцев и ввоз рабочей силы из Мексики, напряженность на рабочих местах и конфликт культур, — Америки, в которой, по словам доктора Кинга, о нас будут судить не по цвету кожи, а по свойствам нашей личности.
В некотором смысле у меня нет выбора, и мне приходится верить в этот образ Америки. Так как я — ребенок черного мужчины и белой женщины, я тот, кто родился на Гавайях, в плавильном котле рас, тот, чья сестра наполовину индонезийка, но которую обычно принимают за мексиканку или пуэрториканку, мои зять с племянницей китайского происхождения; одни мои кровные родственники похожи на Маргарет Тэтчер, а другие могли бы сойти за Берни Мака, так что встреча семьи в Рождество напоминает собрание Генеральной Ассамблеи ООН.
Более того, я убежден, что одним из исключительных отличий Америки всегда была ее способность принимать вновь приехавших, сплавлять нацию из самых разных людей, прибывших к нашим берегам. В этом нам помогала Конституция, которая, несмотря на запятнанность первородным грехом рабства, в самом своем сердце имела идею равенства всех граждан перед законом, и экономическая система, которая вновь прибывшим независимо от титула или звания давала больше возможностей, чем другие системы. Конечно, расизм и нейтивистские настроения то и дело подмывали эти идеалы; имеющие силу и привилегии для достижения своих целей всегда использовали предрассудки и их подстрекали. Но в руках реформаторов, от Табман и Дугласа до Чавеса и Кинга, эти идеалы равенства постепенно сформировали наше понимание себя и позволили нам создать нацию многих культур, подобной которой нет во всем мире.
В своих выступлениях я неоднократно затрагивал демографическую реальность будущего Америки. В Техасе, Калифорнии, Нью-Мексико, федеральном округе Колумбия и на Гавайях уже преобладают меньшинства. В других двенадцати штатах население больше чем на треть состоит из латиноамериканцев, черных и азиатов. Латиноамериканцев насчитывается сейчас сорок два миллиона, и они являются наиболее быстро увеличивающейся демографической группой, на которую приходится почти половина прироста населения страны между 2004 и 2005 годами; численность американцев азиатского происхождения хотя и намного меньше, но тоже начала резко расти, и ожидается, что за сорок пять лет она увеличится более чем на двести процентов. Согласно прогнозам специалистов, вскоре после 2050 года Америка уже не будет страной белого большинства — с последствиями для нашей экономики, политики и культуры, предвидеть которые до конца мы не можем.
И все же каждый раз, когда я слышу, как комментаторы толкуют мою речь так, что мы якобы достигли «пострасовой политики» или что мы живем в уже не различающем цвета обществе, я вынужден не согласиться. Когда говорится, что мы один народ, не предполагается, что раса больше не имеет значения, что битва за равенство окончилась победой или что в проблемах, с которыми сталкиваются сегодня в стране меньшинства, виноваты в основном они сами. Мы знаем статистику: почти по всем социально-экономическим показателям, от детской смертности и продолжительности жизни до занятости и владения жилищем, черные и латиноамериканцы, продолжают сильно отставать от белых. В советах директоров корпораций по всей стране меньшинства почти совсем не представлены; в Сенате Соединенных Штатов только три латиноамериканца и два азиата (оба с Гавайев), и сейчас, когда я пишу, я там единственный афроамериканец. Предполагать, что наше отношение к расе не играет роли в этой диспропорции, — значит закрывать глаза и на нашу историю, и на наш опыт и освобождать себя от обязанности исправить это положение.
Более того, хотя мое воспитание едва ли можно считать типичным для афроамериканца и хотя, в основном благодаря случаю и обстоятельствам, я занимаю сейчас положение, защищающее меня от обычных шишек и синяков, с которыми средний черный должен мириться, я могу представить длинный и скучный перечень мелких оскорблений, которые за сорок пять лет мне довелось испытать: в супермаркете за мной следили охранники, белые пары кидали мне ключи, когда я ждал перед рестораном «пажа», полицейские останавливали мою машину без всякой видимой причины. Я знаю, каково это, когда тебе говорят, что ты не можешь что-то делать из-за цвета твоей кожи, и я знаю горечь сдерживаемого гнева. И я также знаю, что я и Мишель должны постоянно следить за тем, чтобы наши дочери не впитали каких-нибудь строк — из телепрограмм, песен, от друзей или на улице — о том, кем считает их мир и кем он ожидает их видеть.