Дерзость надежды

Один из моих любимых ресторанов в Чикаго — это заведение с названием «Макартурз». Он находится в стороне от делового центра, на западе Уэстсайда, на Мэдисон-стрит, простое, ярко освещенное заведение с кабинками из светлого дерева, в котором может поместиться, наверное, человек сто. В любой день недели можно обнаружить, что столько же людей стоят в очереди — семьи, подростки, группы степенных женщин и пожилые мужчины, — стоят и ждут, как в кафетерии, тарелок с жареным цыпленком, зубаткой, жаркое с горохом и рисом, листовой капустой, мясным рулетом, хлебом из кукурузы и другими традиционными негритянскими блюдами. И, как скажут вам эти люди, ждать действительно стоит.

Владелец ресторана Мак Александер — крупный, с широкой грудью мужчина за пятьдесят, с редеющими седыми волосами, усами и немного косящим взглядом сквозь очки, что придает ему задумчивый, профессорский вид. Он армейский ветеран, родился в Лексингтоне, штат Миссисипи, во Вьетнаме потерял левую ногу; после выздоровления он с женой переехал в Чикаго, где прошел занятия на курсах предпринимательства, работал на складе. В 1972 году он открыл магазин «Мак рекордз» и помог основать Ассоциацию развития деловой среды Уэстсайда, дав обещание привести в порядок то, что он называет своим «уголком мира».

По всем меркам ему сопутствовал успех. Его магазин пластинок рос; он открыл ресторан и нанял для работы в нем местных жителей; он начал скупать и ремонтировать ветхие здания и сдавать их. И это благодаря усилиям таких людей, как Мак, вид Мэдисон-стрит не такой мрачный, как можно подумать, зная репутацию Уэстсайда. На Мэдисон-стрит расположены магазины одежды и аптеки и что-то похожее на церковь в каждом квартале. Свернув с главной улицы, вы увидите те же одноэтажные домики — с аккуратно подстриженными газонами и ухоженными клумбами, — которые встретишь во многих районах Чикаго.

Но стоит проехать еще несколько кварталов в любом направлении, и вы увидите другую сторону мира Мака: на углах подозрительно косятся группы молодых парней; вой сирен сливается с периодически раздающимся грохотом включенных на полную мощность автомобильных стереоколонок; мрачные заколоченные здания и наспех намалеванные эмблемы банд; всюду мусор, разносимый зимним ветром. Недавно полицейское управление Чикаго установило постоянные камеры наблюдения и мигалки на фонарных столбах на Мэдисон-стрит, залив каждый квартал непрерывным синим сиянием. Те, кто живет на этой улице, не стали жаловаться; синие мигалки — зрелище довольно привычное. Они всего лишь еще одно напоминание о том, что и так все знают, — что иммунная система района почти совсем сломлена, ослаблена наркотиками, перестрелками и отчаянием; что, несмотря на усилия таких людей, как Мак, вирус распространился и народ чахнет.

— Преступность в Уэстсайде — это не новость, — сказал мне Мак однажды вечером, когда мы шли посмотреть одно из его зданий. — Я хочу сказать, что тогда, в семидесятые, полиция даже и не думала всерьез заниматься черными районами. Если беспорядки не выплескивались в белые районы, они не волновались. На первый магазин, который я открыл, на пересечении Дамен-авеню и Лейк-стрит, у меня, наверное, было восемь налетов подряд. Сейчас полиция лучше реагирует, — сказал Мак. — Начальник полицейского отделения делает все, что может. Но он завален работой. Как и все. Видишь ли, детям здесь просто наплевать. Полиции они не боятся, тюрьмы не боятся — больше половины молодых людей уже состоит на учете в полиции. Если полиция заберет десять ребят, которые стоят на углу, через час там уже будут стоять другие. То, что изменилось… это отношение этих детей. Нельзя их винить, так как у большинства из них дома ничего нет. Матери ничего сказать им не могут — многие из этих женщин сами дети. Отец в тюрьме. Нет никого рядом, чтобы направить этих детей, удержать их в школе, научить уважению. Так что эти мальчики просто воспитывают себя сами, по существу, на улице. Это все, что им известно. Банда — вот их семья. Они не видят тут никакой работы, кроме торговли наркотиками. Не пойми меня превратно, у нас все еще есть здесь много хороших семей… необязательно богатых, но старающихся удержать своих детей от беды. Но они значительно уступают в числе. Чем дольше они остаются, тем сильнее чувствуют, что дети их в опасности. Так что при первой же возможности они отсюда уезжают. И от этого здесь становится только хуже. — Мак покачал головой. — Не знаю. Я все думаю, что нам удастся все изменить. Но буду честен с тобой, Барак, трудно не думать иногда, что ситуация безнадежна. Трудно, и становится все труднее.