Десант из прошлого

В эту ночь мне снился вакуум. Я видел, я ощущал и понимал непостижимый смысл квантово-матричной структуры времени, и силился проснуться, чтобы тотчас немедленно кому-то рассказать о сути увиденного чудовищно сложной и одновременно гениально простой; но проснуться не удавалось, цветные струи сна обволакивали меня; я был словно в тяжелой, светящейся толще изумительно прозрачной воды, и в ней беззвучно возникали, как пузырьки воздуха – вселенные, из ничего, из вакуума – и стремительно росли, вспухали и вдруг исчезали – иные бесследно, как бы растворяясь в тяжелой мертвой толще, а некоторые – оставив после себя рой мельчайших пузырьков, в свою очередь растущих, вспухающих и растворяющихся, и схлопывающихся.

Мне так все это было ясно, и надо было проснуться, но чтобы это сделать, надо было выплыть из окружавшей меня толщи тяжелой, чистой, мертвой воды, но толща эта была всюду, ей не было ни конца ни края, и в ней не существовало ни вещества, ни времени, ни жизни – то и другое и третье было там, где роились пузырьки вселенных: только в них шло время, творилось вещество, в них вспыхивали и гасли звезды, разбегались галактики, только в них были жизнь и разум, и любовь, и долг…

Я понимал во сне, что нет в то же время ни этой толщи воды, ни пузырьков, что рождающиеся и умирающие вселенные находятся не рядом друг с другом, а скорее друг в друге, что они просто несоизмеримы – и новая вселенная может оказаться точкой внутри другой, и нельзя при этом сказать, которая из этих вселенных больше или меньше, или которая из них заключает в себе другую, в которой из них время идет быстрее или медленнее, чем в другой. Но от некоторых вселенных – как и все, исчезавших, как будто рассасывавшихся в жуткой, неподвижной, вневременной толще вакуума, рассыпалась мелкая дробь новых пузырьков, другие же исчезали совсем. Одни оставляли после себя жизнь, другие, рожденные непостижимой флуктуацией, виртуальным дрожанием вещества, вновь обращались в вакуум, – бесследно.

Нет, я не мог вспомнить ничего о великом смысле увиденного, все мое ясновидение ушло вместе со сном, и я испытал от этого, проснувшись, быстротечную, но глубокую горечь.

Следом, ни на чем особо не основанное, пришло убеждение, что в прошлое уйдет Гонсалес – сам автор книги, дело о таинственном исчезновении которой я расследую.

6

Умберто встретил меня до крайности оживленный. Пока мы шли с ним в его оклеенный кинообоями кабинет, он грубо острил, хохотал и кривлялся. Шел он косолапя, сопя на ходу, чавкая и сплевывая. По всему было видно, что инструктору Сбитневу он удружил и по этому поводу хочет с ним, инспектором Сбитневым, еще немного поторговаться.

– Ну как, шеф, поговорить будет о чем, а? – залихватски подмигнул он мне, разваливаясь в кабинете в кресле. За стол он не полез, а поскольку больше стульев в его конторе не было, за стол сел я.

– Могу побренчать наручниками, – сухо ответил я. – Могу даже еще раз показать.

Умберто нисколько не обиделся. – захохотал и сказал:

– Ты, инспектор, молоток. Берешь в помощники? Ну ладно, ладно, только в морду кулаками больше не лезь, незачем… А в помощники зря не хочешь брать, я, шеф, человек полезный и ловкий… Ты меня переловчил, и я тебя уважаю, конечно – случай, случай… не раскололся бы этот парень, пинч поганый… Ты, инспектор, и ему, наверное, рожу расквасил?

– Да нет, – сказал я, – ему больше досталось.

– Ну я же знал, что этот козел меня засветил, – с удовлетворением отметил Умберто. – Ладно, ближе к делу. Компромат на К. П. имеется, и чудненький. Заметь, инспектор, без меня… Да никогда в жизни! Штука в том, что я его сам подозревал в одном деле… Все думал тогда: кто же папа этих деток? Пришлось вчера поковыряться, точно – он.

Тут я вспомнил про карточку Умберто, дело, по которому он проходил как привлеченный свидетель, и небрежно этак спросил:

– Что ж, неужели эти порно, которые ты распространял, его работа?

Умберто на миг онемел. Потом покрутил головой, сплюнул окурок в угол кабинета и заявил:

– Догадливый ты, шеф! Зачем только я тебе понадобился? Нет, правда, бери в помощники! Люблю таких людей – и в морду дашь, когда надо… и поблагодаришь, если что – не так ли?

– Поблагодарю, – пообещал я. – Если будет за что.

Мне и в самом деле выдали бы деньги из фонда Интерпола, если надо было бы «заинтересовать» кого-то. Эта сторона моей работы тоже не слишком мне нравилась. Может быть, потому, что требовала нудной отчетности, необходимости заполнять специальные расходные бланки.

– Вот что, инспектор, – слегка посерьезнел Умберто. – От денег я не откажусь, а в фирме сейчас деньки тяжелые, ох тяжелые деньки… Но информацию я раздобыл толковую…

И он выдал мне информацию.