Десант на Эльтиген

— Таким героям как не дать! Прикажу, чтобы сегодня ночью больше дали патронов. А давно вы воюете в дивизии?

— Уже год. Все время пулеметчиками. Были в десанте под Новороссийском, брали Цемесскую бухту.

— А награды имеете?

— За Новороссийский бой, — ответил Карпенко, — я награжден орденом Красного Знамени, а Сидоренко — орденом Красной Звезды. За форсирование Керченского пролива оба награждены орденом Красного Знамени.

— Молодцы, — ответил я им, — если так храбро будете воевать, домой с Золотыми Звездами вернетесь. Откуда родом, товарищ Карпенко?

— Я — шахтер, — ответил пулеметчик, — до войны работал на руднике имени Артема, от Новочеркасска сорок километров, а Сидоренко ставрополец, колхозник села Михайловского.

— А кто дома у вас? — Мать-старушка… Отец был потомственный шахтер, перед войной умер. Я работал и учился, в октябре сорок второго года должен был закончить рабфак. Думал жениться осенью, была хорошая невеста. Мама писала, когда немцы подходили к нашему руднику, моя Катя ушла с Красной Армией. Сейчас не знаю, где она. Но ничего. Лишь бы живым остаться, тогда разыщем друг друга.

— А у вас, товарищ Сидоренко?

— У меня дома — жена и сын. Вчера ему исполнилось пять лет. До войны я работал бригадиром в колхозе. Наш колхоз был богатый, а сейчас плохо. Война все разорила. Месяц назад получил письмо от жинки. Она писала, что в колхозе одни женщины. Осталось шесть стариков, по семьдесят лет, и пятнадцать мальчиков-десятилеток. Вот и все мужчины. Сельхозинвентаря мало. Два старых, трактора, три грузовых машины и пятнадцать коров — вот все тягло. Но все же посеяли весной и собрали неплохой урожай.

Во время беседы подошел молодой офицер, представился. Это был командир роты лейтенант Калинин… У него в роте осталось тридцать солдат. Оружия достаточно: три ручных пулемета, двадцать автоматов и три бронебойки. Но боеприпасов мало.

— Сто патронов на пулемет. Какая же это работа, — снова повторил Карпенко.

— Патроны и ручное гранаты пришлем. Какие еще будут вопросы?

Сидоренко сказал:

— Разрешите спросить, почему же наша армия не наступает?

— Вы слышали нынче сильную канонаду? Армия несколько раз пыталась прорвать оборону и помочь нам. Видно, немцы крепко обороняют Керчь.

— А что же делать нам?

— Возьмем да прорвём их оборону и пойдем на соединение со своими. Как думаете, сможем это сделать?

— Сможем! — воскликнули всё трое. — На штурм мы готовы в любую минуту.

На ходу обсуждая с Копыловым создавшееся положение, мы старались трезво, оценить силы. Сегодняшний день — день 4 декабря — еще раз подтвердил, что дивизия способна к серьёзным боям. Несмотря на усталость людей и большие потери, ее боевой дух и организованность были на высоте.

Из полка мы пошли на новый КП- на северную окраину Эльтигена.

Копылов спросил, как я оцениваю действия противника за минувший день. У меня сложилось мнение, что противник атаковал нас одновременно на всем фронте, но все же ударные группировки имел на флангах. Концентрическими ударами в направлении нашего КП и вдоль берега он хотел разрезать плацдарм. Для этого на флангах имел немецкие части, а в центре — румынские. Он пытался рассеять наше внимание, заставить нас рассредоточить силы и особенно артиллерийский огонь по всему фронту.

Вначале немцам удалось добиться некоторого успеха, но мы своевременно разгадали их намерение и приняли меры. Огонь своей артиллерии и авиацию нацеливали на фланги. На румынские части мы почти не тратили снарядов, хотя они тоже часто предпринимали атаки. С ними разделывался Челов и без артиллерийского огня. Трудно было Блбуляну и Нестерову. Их полки выдержали сильные фланговые удары.

— Интересно, какой манёвр немцы предпримут завтра? — спросил Копылов.

— Мне кажется, опять так же будут атаковать. Они не умеют быстро перестраивать свои планы. Важно разгадать их намерения, не позволить захватить с первого удара инициативу. Пехота противника нам не страшна, Михаил Васильевич. Рота Колбасова может бить батальон, Клинковский — полк, Ковешников — дивизию. Но нам страшён огонь артиллерии, танки и авиация. Вот с этим нам нечем бороться.

В эту ночь, проверяя боевые порядки, мы говорили с десантниками, стараясь получше узнать настроение людей, и пришли к убеждению, что в солдатской массе тоже зреет идея прорыва.

В блиндаж нового командного пункта собирались офицеры. Железная дверь, угрожающе скрипя, пропускала входивших. Огонь в плошке длинным языком прижимался к столу. Иван прикрыл стальным листом амбразуру, чтобы устранить сквозняк.

Офицеры сидели на нарах и лавках, поставив между колен автоматы. Никто не разговаривал. Никто не знал точно, зачем их созвали, но каждый понимал, что будет решаться судьба десанта.