Десант на Эльтиген

— Стихи! Еще в Тамани обещаны. Давай, давай, раскошеливайся.

Модин поднялся, подтянутый как на параде. Он был щеголеват, наш инженер. Даже в Эльтигене постоянно следил за своим внешним видом. Полковник Ивакин конферировал:

— Однажды я читал стихи начинающего поэта о подвиге артиллеристов: "Пусть пушка взорвана, она еще стреляет…"

Блиндаж дрогнул от хохота. Полковник, прищурившись, продолжал:

— Честное слово, в подражание Надсону… Музы склонны, мягко говоря, к преувеличениям. Но в данном случае их арфа в надежных руках — саперы любят точность, ибо могут ошибаться лишь один раз в жизни.

Модин отмахнулся от него и стал читать:

Пусть бомбами и минами изрыты
Твои тропинки, балки и поля,
Ты стала неприступной для бандитов,
Родная эльтигенская земля!
Не раз с остервенением пытался
Коварный враг разделаться с тобой.
На ратный труд, как чудо, поднимался
И с беспримерным мужеством сражался
Защитник твой, суровый и простой…

Ему хлопали взволнованно и с благодарностью. Каждый из нас чувствовал то же, что автор. Тем и хороши были стихи.

Доморощенный конферансье кивнул Григоряну. Майор резким взмахом вскинул согнутую в локте руку на уровень груди и пошел плясать «наурскую». Потом Модин пел арии из опер. У всех в эту ночь было веселое настроение. "Хотел бы я, чтобы фрицы увидели все это, — сказал мне Копылов, — они бы от злости все свои громкоговорители поломали…"

Вдруг музыка смолкла, и песня оборвалась на полуслове.

— Товарищи, чем это пахнет?! — воскликнул Модин.

В блиндаже распространялся раздражающе аппетитный аромат. Байбубинов притащил большую кастрюлю и поставил на стол.

— Мой подарок в честь нашего праздника, — сказал Иван.

Офицеры окружили ординарца, а он только щурил умные карие глаза и заботливо угощал собравшихся.

В кастрюле был суп из диких уток!

Услышав Указ о наградах десанту, Иван уже ночью начал беспокоиться, чем бы отметить такой день. "Праздник без мяса — не праздник", — решил он и затемно ушел к морякам.

Там, на нашем правом фланге, был в нейтральной зоне небольшой залив, примыкающий к болоту Чурбашского озера — место ночлега уток. Предупредив капитана Белякова, чтобы моряки не посчитали его за вражеского лазутчика, и попросив в случае чего прикрыть огоньком, Иван пополз на охоту. На рассвете он подстрелил трех уток, но не смог их достать, так как немцы открыли огонь. Морская пехота ответила. Охотник лежал, пока продолжалась огневая дуэль. На восходе солнца болото укрыл туман. Иван полез к заливу, забрал уток и благополучно выбрался обратно. Суп он варил у повара в медсанбате.

Давно мы не ели так вкусно. Сидя на ста граммах сухарей, не раз вспоминали обед, который устроил начальник АХЧ Гаврилов, провожая десант в Крым. Теперь тот обед потускнел перед подарком Ивана. За ужином шел оживленный разговор. Вспоминали эпизоды недавних боев. Полковник Бушин говорил:

— Я объясняю неудачи противника тем, что над ним довлеет шаблон. Заметьте, каждый раз мы заранее знали, как и где будут нас атаковать, какой и куда дадут артиллерийский огонь.

— Да, — сказал Ивакин, — у них было столь явное преимущество в живой силе и технике, что они, очевидно, думали числом нас раздавить.

— Если бы мы с вами, товарищи, в этих условиях придерживались шаблона, то противник нас давно бы разбил, — сказал я офицерам. — Мы и впредь будем ценить и поощрять тех командиров, которые проявляют разумную инициативу, ищут новые методы борьбы.

— Особенно надо отметить, — сказал Копылов, — что у нас в дивизии быстро растут молодые офицеры. Указ о награждениях свидетельствует об этом. Согласитесь, что Эльтиген в значительной мере является подвигом военной молодежи. Талантливой молодежи! — Михаил Васильевич оглядел собравшихся в блиндаже и, подмигнув капитану Шашкину, продолжал: — Среди нас есть участник гражданской войны. Как раз в те славные годы он тоже сражался и за Новороссийск, и за Анапу, и за Крым против врангелевской сволочи. Я думаю, нам интересно будет послушать нашего командира дивизии.

Раздались голоса: "Просим, просим!" Я рассказал товарищам несколько эпизодов из времен гражданской войны. Не было тогда такой военной техники, но борьба тоже шла не на жизнь, а на смерть. Восемнадцатилетним юношей вступил я в Москве в Первый Московский красногвардейский кавалерийский отряд. После подавления эсеровского восстания в июле 1918 года наш отряд убыл на Южный фронт. В те годы сначала отдельные отряды били контрреволюцию, а потом, в ходе войны, создавались полки, дивизии, росла регулярная Красная Армия.

Служил все время в коннице. Если бы удалось подсчитать, сколько пришлось проехать в седле, это, видимо, составило бы десятки тысяч километров. Были интересные моменты, которые запомнились на всю жизнь.