- Просто вы страдаете, полковник, что ваша должность теперь отпадает. Теперь нас будет поддерживать карманная артиллерия - вот она! - Инженер встал, весь обвешанный гранатами, дисками от автомата.
Глядя на него, я подумал, как много этот хороший, умелый, жизнерадостный человек сделал для всех нас. А он, расправляя свои широкие плечи, продолжал в том же шутливом тоне:
- Ну берегитесь, фашисты, беда будет, кто попадется мне!
Однако в голосе его чувствовались горечь и волнение.
В 21.30 все части были сосредоточены на северной окраине плацдарма около КП дивизии. Ночь выдалась темная. Слегка моросил дождь. Люди принимали установленный боевой порядок. Усталые, обессиленные дневным боем, с лицами, обострившимися от голода. Но настроение решительное. Командир улавливает волю и решимость коллектива по многим признакам. Уверенный ритм в движении подразделений. Отсутствие суеты. Оружие и снаряжение пригнаны - никаких лишних шумов. В темноте негромкие голоса:
- Атакуем без выстрелов и без крика, - наставляет кто-то из офицеров.
- Неужто пробьемся к своим? - слышится в другом месте.
- Только бы траншею проскочить. А там - степь!
Мимо быстрым шагом, обгоняя колонну центра, проскользнули моряки. Провел саперов Модин. Я на минуту его остановил и еще раз уточнил задачу по ликвидации заграждений противника на Митридате. Лицо его отражало крайнюю усталость.
- Выше голову, Борис Федорович!
- Не пойму сам, что со мной. Никогда у меня не было такого тяжелого состояния.
Даже у сильных, волевых людей бывают такие минуты. Крепко пожав инженеру руку, я поцеловал его, и он ушел вперед.
22.00. Командую:
- Сигнал!
Виниченко нажал на спусковой крючок ракетницы: красная звезда просверлила тучи. Десант пошел в бой.
Метров сто пятьдесят двигались в тишине. Потом со стороны врага застрочил пулемет. Пули; как пчелы, пролетели над головами. Некоторые солдаты легли. Я крикнул: "Вперед!" Мы побежали.
Рядом со мной бежали, тяжело дыша, Копылов и Бушин, на несколько шагов впереди - Виниченко и Иван. Почти в упор ударил автомат. Иван, пригнувшись как для прыжка, швырнул гранату. Взрыв. Вражеский автомат умолк. Мы перепрыгнули траншею. Сразу стало легче на душе. Одно препятствие преодолели.
Атака была настолько стремительной и неожиданной, что вражеский пулеметный батальон не успел открыть организованный огонь. Две его роты, стоявшие перед фронтом прорыва, были уничтожены штыками и прикладами наших штурмовых групп. Но и у нас при прорыве были жертвы. Был убит дивизионный инженер.
О гибели Модина я узнал, когда подходили к Митридату. Как он погиб, мне рассказал Григорян. К траншее они бросились вдвоем. Модин громко, крикнул "ура!" и послал гранату в пулеметную ячейку. Пулемет захлебнулся, но в это время автоматная очередь наповал скосила инженера. Он упал лицом вперед, и тело его осталось на бруствере вражеского окопа.
После прорыва самое опасное было сбиться с маршрута. Ночь настолько темная, что в пяти метрах трудно разглядеть человека. Сориентировался, дал команду принять правее. Слышим: открылась стрельба в направлении Камыш-Буруна. Подбежал начальник связи майор Подлазов и передал, что туда пошла одна группа, человек сто пятьдесят.
- Немедленно вернуть людей!
Кочкарник, подмерзший на декабрьском ветру, мешал идти. Ветер бил по лицу ледяными плетками дождя. Под ногами все чаще всхлипывали болотца, заполненные жидкой тиной. Значит, близко озеро! Связные нырнули в темноту, назад вдоль колонны:
- Подтягивайся!
- Кучнее идти, товарищи. На озере не отставать! Полур, весь в грязи, мокрый, появился рядом, доложил:
- Озеро в тридцати метрах, но здесь в нем по колено воды.
- Поищите место посуше.
Полур всегда был спокоен и нетороплив. И теперь этот смелый офицер уверенно шел со своими разведчиками впереди.
Десант пересекал озеро.
Идти было очень трудно: ноги вязли в грязи, их приходилось с трудом вытаскивать при каждом шаге. У некоторых сапоги засосало, шли босиком.
Кругом тишина, тьма. В душе крепла надежда на успех задуманного: нас до сих пор не обнаружили. А позади, над Эльтигеном, гудело и ревело. Била Тамань. Вели огонь шестиствольные минометы и немецкие пушки, слышалась автоматная стрельба.
Преодолев озеро, мы вышли восточнее села Красные Горки. Почувствовали под ногами сухую почву степи, но ненадолго. Путь преградил глубокий ров. Одна за другой группы солдат скатывались вниз по его крутым стенам. На дне - топкая грязь. Ивакин попал в трясину, пришлось его вытаскивать. Позже, мы узнали, что этот ров имел страшную славу: в нем фашисты расстреливали непокорившихся жителей Керчи.
Разведчики донесли, что за рвом стоит зенитная батарея немцев. Штурмовые группы, должно быть, обошли ее стороной, и она досталась на нашу долю. Поползли, сливаясь с землей, бросились молча вперед. Прислугу перебили, пушки испортили. Франгулов с солдатами Цымбалом и Королевым ворвались в блиндаж. Немцы спали, часовой дремал, но все же успел крикнуть. Немецкие офицеры бросились на прокурора, но он уже нажал на спуск автомата, уложил офицера и двух солдат. Цымбал с Королевым - остальных пятерых.