Десант в настоящее

— Парни, зачем это вам? Это не ваша война. Вы и Землю-то не видели. Не ходили по ней, не дышали её воздухом. Вы не видели людей, ради которых собираетесь геройски умереть. Я не позволю вам сделать этого. Отправить людей на смерть, а самому резвиться с их женщинами? Это невозможно, вы отнимаете моё время, готовьтесь к высадке!

— Отто, — это рассудительная Лиля, тоже встала с кресла, подходит ко мне. — Мне кажется, ты горячишься. Если Василий — тот, за кого мы его принимаем, то столкновение челнока с его крейсером повредить ему не сможет. В итоге получим бессмысленную смерть человека, которого так долго ждали, и которому так много суждено сделать. Если Василий — обычный человек, по воле случая прикоснувшийся к могуществу и готовый обратить свою мощь во вред другим людям, то неужели мы с ним не справимся? — Она подошла ко мне так близко, что я уже чувствовал её нежное дыхание на своём лице. — Кроме того, ты допустил ещё одну ошибку: мы — твои женщины, и даже если ты пообещал нас этим людям, то поступил, по меньшей мере, опрометчиво. Нам кроме тебя никто не нужен.

— Первый и Седьмой, — это голос Василия, холодный и бесстрастный, — действуйте!

Первый и Седьмой скользят прочь от своих кресел, в руках — ножи, на лицах — бесстрастные маски. Их движения стремительны, перевоплощение ужасно. Первый движется в обход, чтобы подойти справа. Ему для этого нужно обогнуть ещё несколько кресел, но Седьмой уже рядом. Между нами Лиля. Она ещё не сообразила, что произошло. Она ещё не поняла, что смерть всё это время была здесь, между нами, рядом с ней.

Я пытаюсь столкнуть её с линии атаки, но Седьмой слишком быстр. Я вижу, я чувствую, что не успеваю. Его нож серебристой змейкой скользит по её горлу, за ним вытягивается алая полоса, набухающая кровавой пузырящейся массой.

— Нет! — я не узнаю своего голоса.

Это не было схваткой. Вопреки здравому смыслу я рванулся к Седьмому. Он никак не ожидал этого. Он — блестящий аналитический ум, готовый низвергать основы мировоззрений. Он растерялся, потому что я поступил нелогично. Только поэтому мне удалось выбить у него нож. Я подмял его под себя и свернул ему шею, развернув голову на положенный угол, чуть приподняв для верности вверх.

Я знал, что Лиле мне уже не помочь, и понял, что проклят.

Я несу смерть врагам и горе любимым.

Первый!

Круто разворачиваюсь и выхватываю нож.

Вот он: низкая стойка, плавные кошачьи движения. Господи, как я омерзителен! Ведь это же я. Кто же ещё? Где? Да вот, прямо перед собой. Пустые, чуть скошенные вниз глаза. Белое лицо. Бескровные губы сжаты в узкую, неразличимую полоску… Таким видят мир те, кого я убиваю.

Господа! Делайте ваши ставки! Сегодня даже последний неудачник не может проиграть. Потому что на ринге Отто Пельтц дерётся насмерть с Отто Пельтцем! Это будет интересная схватка, господа. Противники знают друг о друге всё. Предугадывают каждое движение.

Мне его не одолеть. Седьмой был слишком умным, а мне было всё равно.

Было всё равно?

А разве что-то изменилось?

Мне ни за что не выбраться отсюда. Стоит ли противиться неизбежному? Я отвожу левую руку в сторону и чуть поворачиваюсь вправо, открывая сердце. Вижу, как дрогнули в усмешке его губы. Он смотрит в нижнюю часть корпуса. Но мы с ним знаем, что такое боковое зрение.

Oтто, Отто, куда уплыли твои бумажные кораблики? Матушка беспокойно проверяет: сухо ли у тебя в ботинках. Счастливая улыбка на суровом лице отца, когда ты принёс домой первую получку с мебельной фабрики. Пунцовые щёчки Грэтхен, признание в любви на узкой дорожке, спускающейся с горы старого замка. Они гордились тобой, радовались твоим успехам. И никто из них представить не мог, как стремительно всё изменится. Одно мгновение. Одно-единственное. И от той жизни не осталось ничего… даже сожаления…

— Oтто, Отто, — кто это кричит?

Голос Василия. Кто такой Василий? Что ему нужно?

— Открой дверь, Отто! Дверь!

Какая дверь? Какой Василий? Сейчас всё это кончится!

Сейчас мы со всем этим покончим.

Сейчас последует выпад. Ну, что ж: "удар в удар — сердце в сердце". Он начинает движение, я бросаюсь ему навстречу. Его лезвие легко проникает сквозь куртку, вспарывает кожу, мышцы, стремительно движется к сердцу, я чувствую то же, что и он. Мы одно целое. Мой нож в груди моего двойника, мы хватаемся левыми руками за локти правых рук друг друга. Из того места, где только что билось сердце, стремительно растёт обжигающий ледяной ком. Я вижу, как тускнеет его взгляд. Это мой взгляд. Вижу, как искажается бесстрастное лицо, теперь на нём боль, мука и удивление…

Это моя боль. Это моя мука. Удивление?

Нет. Этому миру уже давно ничем меня не удивить.

Пропади он пропадом!!!

III

"Это потому, что я — урод, — думал Отто. — Тело человека храм его души. Чем совершеннее душа, тем совершеннее тело. Звучит, конечно, бредово, и закон не симметричен, но статистика — суровая вещь. В большинстве случаев это правило выполняется. Ещё бы ему не выполняться: только сильные духом могут противостоять гипнозу телевизора, приподнять задницу с мягкого дивана и вместо обеда отправиться в спортзал…"