Десант в прошлое

Вообще-то генералу Людендорфу нужно было уже догадаться, что из затеи Истеричного Вилли ничего не выйдет, но он не унимался и, прекрасно понимая, что наземная операция попросту невозможна, решил прибегнуть к помощи авиации. На военных аэродромах Дрездена, Франкфурта, Штетина и многих других уже готовились к вылету двухмоторные бомбардировщики "Валькирия", четырёхмоторные "Рамфоринхи" и сверхдальние, тяжелые двухмоторные истребители эскорта "Шварцадлер". По данным воздушной разведки всего в воздух должно было подняться свыше трёхсот самолётов и это была очень грозная сила, но я в тот момент настолько уверовал в мощь установок "Шквал", что в моей душе ничего не дрогнуло. В то же время я не стал говорить телезрителям, что генерал Людендорф решил поднять в воздух авиацию, чтобы та обрушила на линию Горчакова, а как позднее выяснилось не на неё одну тысячи тонн авиабомб.

Вскоре немецкие самолёты стали один за другим подниматься в воздух и, летая широкими кругами, набирать максимальную высоту, но взлететь выше девяти километров могли только истребители. Через четверть часа, заканчивая построение в боевые порядки налету, немецкие лётчики полетели на восток. Им уже объяснили, что оружие русских, повергающее всех в ужас, действует только на небольшой высоте и тем самым попросту обманули. В тот момент немецкое командование просто не могло этого знать. Когда до самолёты были в пятидесяти километрах от линии Горчакова, перед ними в считанные секунды взметнулась ввысь огненная, но в то же время прозрачная стена высотой намного больше десяти километров и это вызвало зрелище просто фантастической красоты.

Сверху, из стратосферы, моментально спустились вниз яркие радужные сполохи, но вместе с ними в небо стали взлетать огромные, бело-голубые разряды молний, а потому зрелище было ещё и очень пугающим. Мы не видели самолётов и могли наблюдать за ними только на экране телевизора. На принятие решения у немецких пилотов было всего несколько минут и они его приняли, причём верное. Самолёты сразу же отвернули влево и полетели в сторону моря, где вскоре освободились от груза бомб в том районе, где не было судов. Да, много при этом зря погибло рыбы. Несколько истребителей всё же попытались пролететь сквозь высокую защитную стену, но это привело к тому, что все пилоты были вынуждены катапультироваться и не погибли только благодаря дыхательным приборам, парашютам и специальным, авиационным кортесам и цезарям.

Некоторые приземлились на территории Германии, но семерых занесло в Польшу и вскоре я смог взять интервью у одного из них. Это был барон Манфред Альбрехт фрайхерр фон Рихтгофен, который рассказал всем полякам буквально следующее:

— Поймите меня правильно, господа, я офицер и потому обязан исполнять приказы. Командир моего штаффеля, капитан Геринг, приказал мне проверить, можно ли пролететь сквозь огненную стену и я ринулся вперёд. Не думаю, что я мог причинить полякам хоть какой-то вред, ведь я пилотировал тяжелый высотный истребитель. Поначалу меня охватил азарт, но как только я влетел в огненное сияние, все приборы, словно сошли с ума, а сам я испытал такой животный ужас, что даже не помню, как дёрнул рычаг катапульты. Пороховые ракеты подбросили меня с креслом высоко вверх и мне показалось, что небесный огонь сейчас же сожжет меня. Какое-то время я падал вниз умирая от ужаса и мне навстречу неслись разряды молний. Несколько, как мне кажется, ударили в меня, но потом огненное свечение внезапно исчезло и ко мне пришло облегчение. Вскоре сработало устройство, открывающее парашют и мой полёт замедлился, но я летел к земле слишком быстро. До этого я совершал прыжки с высоты в пять километров, но на этот раз мне пришлось покинуть свой "Шварцадлер" на вдвое больше высоте и только благодаря испанскому парашюту и тому устройству, которое его автоматически открывало, мне удалось спастись и вскоре я летел к земле под куполом парашюта. Куда улетел мой самолёт я даже не знаю. Надеюсь, что он при падении не упал на чей-то дом. Потом я приземлился на поле и уже через несколько минут был арестован двумя польскими полицейскими. Господа, я не испытываю ненависти к полякам и повторяю вам ещё раз, я всего лишь выполнял приказ командования. Поэтому я прошу вас быть снисходительными ко мне и относиться, как военнопленному.