Десант времени

Семенов открыл глаза и увидел около себя двух рослых казака. Они были в одних черкесках и в их руках были револьверы. Оперативник понял, что его оружие, которое он положил около себя пропало. «Эх, разморило и уснул, а такое бывшему спецназовцу непростительно…», — подумал Григорий и снова прикрыл глаза.

— Ну, что кончать его будем, комиссара рыжего, или попытаем, как он нас разыскал? — раздался приглушенный голос.

— Так, я его узнал, это Гришка, который пару дней назад у нас в лагере был, да удрал… Уж больно он дерется шибко!

Григорий слегка повернулся на бок и освободил, находящийся нож в голенище офицерского сапога. Он лишь на мгновенье раскрыл глаза и тотчас метнул финку в белого казака. Тот ойкнул и упал на колени, схватившись за грудь. Григорий перекатился в сторону и вовремя, две пули взрыли то место где на ветки прилег Семенов. Схватив тело раненного казака на себя, бывший спецназовец закрыл себя телом врага от других выстрелов, которые сотрясали воздух, пока не кончились патроны. Забрав себе наган убитого Григорий направил револьвер на казака.

— Руки в гору и брось свой наган подальше!

— Не стреляй, милый человек, я до дому решил податься, не служу уж белым… Христом богом прошу, детишки у меня дома в станице Горелове на Дону.

— Так, что же ты все с наганом ходишь, да еще стрелял в меня? — удивленно спросил Григорий, собирая свои наганы за костром.

— Вот треклятый подъесаул Назарьев, не дает нам разойтись по домам… Он с одной станицы со мной, говорит, что пристрелит дома, если сбегу… Христом Богом прошу и умоляю отпусти, враз уйду прочь на Дон.

— Ну а остальные казаки, тоже уйдут по домам?

— Тоже просятся их отпустить, ой как все соскучились по родным, да и негожее дело это воевать со своими. Вот только еще один там офицер Деникинский, да и он вот уже хотел пулю себе в лоб пустить, тоже война ой, как невмоготу ему…

— Кто же стариков и ребенка убил, там на дороге? — вдруг, вспомнил Семенов, что было важно для него и без чего он не смог бы простить и этого казака.

— Это подъесаул Назарьев, душегубец, ни как не может от крови и смертушки людской отстраниться…

— Ну ладно, пойдем в твой лагерь… Ты впереди, а я сзади, помогу вам разобраться с подъесаулом, раз не дает тебе и другим казакам уйти на Дон и вернуться к мирной жизни. Сейчас ты туда вернешься, да скажешь казакам, что отвоевались… Ну, а дальше как станется, я не промахнусь, ты уж знаешь…, — подтолкнул в спину он рослого и мощного в плечах казака, да обтерев финку спрятал ее снова за голенище в чехол. «Однако, сгодился мне нож, что подарил мне предок — красный командир Семенов. Баш на баш, сначала я его от смерти, а после…», — усмехнулся Григорий, идя стороной вслед за казаком.

Еще издали капитан заприметил костер и двух ночных смотровых, что охраняли временный лагерь белогвардейцев. Прощенный им казак, опустив голову пришел к своим казакам.

— Ну, что, Тимофей Петрович, поймал красного?

— Братишки, ребятишки, душегубец Назарьев то спит?

— Вот выпил самогону, да вроде успокоился… Прилетят к нему еще души убиенных, вот тогда не сдобровать ему, — сплюнул один из смотровых казаков.

— Настал, час станичники всем по домам нам разъехаться, хватит отвоевались, — снял с себя кубанскую папаху казак и утер лоб. — Надо б скрутить этого Назарьева…

Но видно чутко спал подъесаул и вовремя проснулся. Подойдя сзади к казаку, он выхватил шашку и уже замахнулся во весь размах, как грянул выстрел из ночного леса и схватился за руку Назарьев и присел на корточки подвывая от боли.

— Перевяжите, меня братки, — взмолился подъесаул.

— Волк коню не товарищ и не браток, опостыл ты нам Прохор, видать время тебе вышло покаяться перед миром…

— За, что же ты, прихвостень атамана Раковского, убил мальчонку на дороге? У самого‑то дома сидят по полкам.

— Гаденыши, красным в ноги решили покланяться, так они вас первых к стенке поставят.

Тут из леса вышел Григорий Семенов в шинели и овчиной шапке, что взял у офицера, и прикрепил к ней красноармейскую кокарду. В его руках было два нагана. Кто‑то схватился было за револьвер, да Тимофей остановил.

— Не стреляй, он меня отпустил и не убил… Уезжать нам надо по домам, хватит кровью заливать землю русскую, хлеб будем сажать опять.

— Была бы голова на плечах, а хлеб будет, — поддержал его казак. — С 18–го года как порох нюхаю, а не запах караваев. Пора и в дом вернуться, время сейчас дрова на зиму заготовлять, хлопцы дорогие.

— А что с душегубом делать будем? — навел на раненого подъесаула свой наган казак.

— Подождите, — вышел из‑за спины Деникинский еще молодой поручик. — Я, господа, из «Царской сотни», окончил Оренбургское казачье юнкерское училище, и жалею, что присягал в прошлом году после окончания, и в полку получил офицерское звание и погоны.

Молодой поручик сорвал с себя погоны и подойдя к костру бросил их в уже меркнувший огонь.