— Вот именно, — улыбнулся Александр. — Мы сейчас не можем так рисковать. Фридрих хотя бы предсказуем. Кроме того, положение агента «Щит и меч» позволяет нам не только полностью контролировать ситуацию в Германской Империи с точки зрения разведки, но и быть в курсе очень многих «телодвижений» их союзников по блоку.
Плотников был спокоен и задумчив.
— Именно поэтому мы занимаемся сейчас весьма спокойными и «не пыльными» делами. Те же проекты «Аладдин» и «Заря». Внешне — мелочи. Однако их шаг, «направленный на стабилизацию и стандартизацию денежного обращения внутри альянса», позволяет нам потихоньку вымывать из их обращения золото и серебро. Небольшая червоточинка, но и она им вредит, а нам помогает. Да и других игр хватает. Или вы считаете, что те спекулятивные операции, которые мы вот уже пятнадцать лет производим на рынках Европы — все тлен? Сколько получилось разорить крепких заводов? Молчите? И правильно. Нам сейчас ни к чему шумные дела. Не пришло их время. Мы сейчас вымываем кальций из их костей…
— А когда придет их время? — Спокойно спросил Павел Ильич.
— Вы имеете в виду Германскую Империю? — Переспросил Император.
— Хотя бы. Обстановка на Балканах тоже очень сложная, но она, хотя бы разрешима и не столь опасна для нас.
— Ситуация с Германией будете решена после начала Большой войны и нанесения им серьезного поражения на фронте. Вести многолетние боевые действия на истощение я не желаю, поэтому нужно будет совместить мощный, сокрушительный удар на фронте с паникой в Берлине. Нужно не просто сместить Гогенцоллернов, нужно ликвидировать в обществе всякие «ястребиные» чувства. Всему свое время. Тут главное не спешить. Это ясно?
— Вполне. — Плотников задумался. — Но NATO.
— А что NATO?
— Как получилось так, что вы допустили его создание? Ведь были хорошие шансы…
— Есть мнение, что было бы неплохо бить врага по частям. В этом есть рациональное зерно. Однако кроме собственно военной подоплеки у Большой войны есть еще очень важные — политическая и идеологическая составляющие. Обе они сводятся к тому, что в нашем обществе до сих пор, несмотря на все усилия нашего Главное управления пропаганды, сохраняются весьма неудобные взгляды на французов и англичан. Благодаря обширной и неприятной практике многих прошлых лет, когда все уважаемые люди в России считали нормой изъясняться на французском языке и почитать все британское — лучшим в мире. Отчасти это так и есть — британская промышленность долгое время была впереди планеты всей. Но… но… — Александр задумался.
— Ваше Императорское Величество? — Спросил слегка встревоженный Павел Ильич.
— Да, да. Так вот. Важнейшим побочным эффектом преклонения перед всем французским и английским, а с недавних пор и германским, стал синдром тотального чужедомства, который никак и ничем не вытравить из нашего народа, кроме как Большой войной, густо смешанной с пропагандой. Нам нужно показать просвещенной части нашего общества в самых ярких красках, что пришел тот момент, когда все русское стало намного лучше французского, британского и германского, не говоря уже о всяких там австрийцах и итальянцах. Преклонение перед Западом нужно ликвидировать. Но не только словами, а и делом. Кроме того, перед нами стоит объективная задача проявки наших врагов, ведь тот же Туманный Альбион редко открыто позиционирует себя врагом. Он всегда действует исподтишка. Поэтому нужно создать условия, в которых этот вековой враг проявит себя в самом натуральном виде.
— Вы хотите положить ради формирования образа врага несколько сотен тысяч человек?
— И даже больше, — усмехнулся Александр. — Но не для того, чтобы сформировать образ врага, а для того, чтобы привить нашим соотечественникам уважение и любовь ко всему Отечественному. К тому, чтобы они искренне воспринимали Россию, как свою Родину, которой им и хочется, и можется гордиться. И так, чтобы переубедить их этом не мог никто, особенно говоруны из числа образованной братии. Поймите, Павел Ильич, мы с вами имеем дело с очень застарелой болезнью, которая не раз нам очень сильно портила жизнь, и не раз повторит свой «подвиг», если мы ее не вытравим.
— Болезни? Что же это за болезнь такая страшная? — Недоверчиво произнес Плотников.
— Вы, в связи со своим профилем, в курсе, что неистребимая страсть чиновничьего люда к личным «гешефтикам» неистребима. Ее можно только остудить, но никак не пресечь в корне. А теперь сложите два плюс два.
— В каком смысле? — Слегка смутился Плотников.
— В прямом. О чем мы говорили? — Улыбнулся Александр. — Мы говорили о том, что в России у многих образованных людей традиционной модой является чужедомство, то есть, почитание и превозношение всего иностранного несмотря ни на что. Наверное, пословицу про отсутствие пророка в своем Отечестве вы слышали не раз. В чиновничьем люде это приводит к тому, что «товарищи» начинают воспринимать Россию, как средство обогащения, дабы потом приобщиться к «европейским ценностям и культуре». А это очень плохо. Я бы даже сказал — чрезвычайно плохо.
Плотников молча повернулся и посмотрел в окно.
— Вы не согласны?