Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ

Предупредил кто-то немцев, не без того. Говорили, что Колчак. Он в старостах ходил. Ему велено было в лес хаживать. Там будто бы увидел десантников – и немцам. Те насторожились. Погнали народ валы вокруг деревни насыпать из снега, кустарник валить да обливать водой. Камнем застыло. Окопы на Добрине нарыли. А пулемет на чердак школы. Это с нашим домом по соседству. Днем Колчак назначил деревенских собирать советских лыжников. К скотным дворам свозили. Моя соседка переворачивала да в лица вглядывалась. Немец гонит ее прочь, а она смело так: «Может, отец мой! Может, татка мой тута!» Колчак первым таскал мертвых лыжников в силосную яму. А других – в известковое хранилище. Бабы – в рев. Так немцы стрельбой утихомиривали…

Позднее мы встретились с бывшим партизаном Иваном Фомичом Москалевым, проживавшим в деревне Игожеве Демянского района Новгородской области.

– Наши колхозники тогда ездили на край села, где стоял старый кирпичный завод, – рассказывал Иван Фомич. – Кирпичи для чего-то немцам понадобились. Там и встретили они разведку десантников. Это со слов старожилов Игожева. Я тут в войну не жил – в отряде Валентина Ильича Овчинникова партизанил. Так вот, говорят старики, что разведчики будто бы наказывали коноводам: «Хоронитесь, когда пойдем на Игожево!»

– А по фамилии не помнят? – спросил Иван Ермолаевич. Москалев задумался, мял свой острый подбородок.

– Молодой такой… Анна Ивановна – теперь работает экономистом в местном совхозе – припоминала молодого. Кажись, Горшков… У нее золовка в Горшковицах, так и запомнила… Точно, Горшков наказывал! До ушей Колчака докатилось. А он – немцам. В ночь наступления они и ударили из пушек по болотам, где скапливались парашютисты для атаки. Но это не помешало ребятам громить гарнизон фашистов. Правда, ребят полегло… Кто считал?!

Генерал в деревне Игожево действительно был. Сначала жил у Федосьи Ивановой, а потом ему построили бункер над Болдыркой, в кряже. Был и второй генерал по хозяйственной части, жил у Прасковьи Семеновой. Его называли комендантом, его команда обирала крестьян. Смотались оба генерала, когда наши напали на Игожево. У фронтового генерала переводчик Бубя сам не оделся, с мундиром своего шефа в машину повалился – едва ноги унесли!.. Угробили тогда сотни фашистов: охранников, штабистов, резервистов, саперов. Немцы жаловались, мол, таких потерь ни в одной деревне еще не было. Их под березовые кресты положили в деревне Борки.

Наших свозили сперва в сарай Надежды Ульяновой, а потом за Болдырку. Колчак чистил карманы у наших убитых, гадина!.. Восемь парашютистов были захвачены в плен. Колчак заставил их рыть яму для наших… Немцам переводил Павел Андреевич Пауль. Он, говорили, из поволжских немцев был… Ребят ветром шатало – копают. И вдруг с лопатами накинулись на карателей. Говорят, снесли головы двум. Фашисты перестреляли десантников.

Когда пришли наши в сорок третьем, то Колчака не было в деревне дня три – хоронился. Оказалось потом, что уехал с переводчиком Паулем. Однако далеко не ушли. Попались на речке Поле. Вернулся Колчак в Игожево. Судили, как положено, за измену. Появился в Демянске лет через пятнадцать. Его встретили бывшие партизаны на мосту через Явонь. Схватили, побили и завалили на перила моста. Быть бы предателю на дне, рыбу кормить, увидел милиционер, выручил. Смотался в два счета. И где теперь – неведомо.

* * *

Иван Григорьевич Шулаков прислал письмо из деревни Мулино, что на живописном берегу речки Вятки. В парашютисты он пришел восемнадцати лет от роду, добровольно, как комсомолец. Участвовал в рейде по тылам 16-й немецко-фашистской армии. Пулеметчиком. Был ранен в правую щеку, а строй не покинул. Ветеран воздушно-десантных войск и после Демянского котла воевал в бригаде, останавливал фашиста на Тереке, бил под Орджоникидзе, но в районе Ардона разрывная пуля положила его наземь. Вернулся в село с укороченной ногой. В трудах и заботах прошли годы, вырастил двух наследников. До 1964 года вел председательские дела в сельсовете. Потом война напомнила о себе – комиссовали подчистую!..

«Многое видел на войне. Я стрелял. По мне стреляли, – пишет Иван Григорьевич. – На самое-самое там, под Демянском… Недели без еды. Морозы до 30 градусов. А днем – хлюпает в валенках! И фрицы шныряют вокруг. И спишь на снегу. Наше там главное испытание: какой ты, сын Родины? Ребята держались на пятерку!.. Перед глазами, будто бы наяву, стоит мой командир Митя Олешко, а рядом с ним его боевая подруга Наташа Довгаль. Оба комсомольцы, друг без друга ни на шаг. И сегодня вспомнишь – душу задевает. Вот попали десантники в сильную передрягу. Это уже за Явонью. Наташа под пулеметным огнем поползла к Олешко… Не вернулась дивчина! Переживали долго, весь взвод, вся рота…»