Поэтому майор, задав вопрос, был немало удивлен, услышав вдруг столь бурную реакцию одного из будущих «интернационалистов». У него явно не было предусмотрено никаких вариантов реакции на подобный случай. И потому выглядел он растерянным и беспомощным.
Неожиданно все это было и для нас. Казалось бы, за прошедшие три с небольшим месяца нас уже полностью лишили способности на какие бы то ни было индивидуальные проявления. Мы стали массой, одноликим строем, готовым выполнять команды и распоряжения старшего по званию. А в этой жизни старше нас по званию были все.
И когда из нашего строя после вопроса майора вдруг раздалось жалобное блеяние, мы удивились не меньше, чем он сам.
Парень был, в общем, ничем особо не приметный на нашем общем фоне. Разве что тем, что даже на стриженной под ноль голове уже явственно обозначилась лысина, а из-под тельника выбивалась к шее не по годам буйная, курчавая растительность. Может быть, от этого казался он старше нас. Как-то солиднее, что ли. Тем неожиданнее была его выходка…
Странное дело, за двадцать шесть лет черты многих из тех, с кем довелось пересечься по пути в Афганистан, стерлись и помутнели.
А этот – стоит перед глазами как сейчас. И ноет, ноет…
Раздражает не то, что он пытается отмазаться от Афгана, а то, что делает это так чмошно и нудно.
Отнюдь не все в этом строю горят желанием туда ехать. Как не горели желанием многие из тех, кто каких-то три месяца назад спустился со сцены летнего клуба, где их судьбу решили коротким и непонятным пока – «Шестая рота!»…
Три месяца всего прошло, а уже трудно поверить, что было что-то до этого. Какая-то другая жизнь, с гражданскими проблемами, переживаниями.
Смачно произнесенное коренастым сержантом «три месяца, и туда» как острый нож отрезало все предыдущее, сделав его незначимым и неважным.
И предельно четко обозначало ближайшую жизненную перспективу: ТУДА – это был Афган.
Эта неприятная для одних и столь радостная для других перспектива была настолько контрастной, что проведенные в ожидании нее и подготовки к ней три месяца учебки превратились во что-то вроде чистилища. Слишком явственно ощущалось постоянно это наше временное, переходное состояние.
Наверное, так чувствует себя пациент, которого долго готовили к сложной операции, наконец повезли из палаты в операционную, но на некоторое время оставили в предбаннике перед ней.
Ты не очень понимаешь, что тебя ждет за этой дверью, но чувствуешь, что что-то очень серьезное. А пока лежишь и смотришь в потолок, на стены. Пытаешься как-то собрать в кучу нервно разбегающиеся мысли…
Потом, после долгой и тяжелой операции, тебе непросто будет вспомнить, о чем ты думал, что чувствовал в этом «чистилище» перед операционной. Хотя, возможно, от того, собрался ли ты с мыслями, настроился ли на нужную волну, зависел и итог всей операции.
Пожалуй, именно так лучше всего описать мои ощущения от трех месяцев ферганской учебки, 387-го учебного парашютно-десантного полка.
Нервные, отрывистые, не очень связные, но очень пронзительные.
Столько событий, людей, переживаний случилось за последующие два года войны, что рассказ о ферганской учебке можно было бы сократить до минимума. Но почему-то кажется, что без него «мой Афган» будет неполным…
Если попытаться описать мое ощущение от Ферганы одним словом, то, пожалуй, самым подходящим будет «удивление». Вероятно, дело в том, что в самом начале службы я еще не разучился искать во всем смысл и логику. И удивление мое было порой столь острым, что не притупилось до сих пор….
Тем более что на многие из вопросов, которыми я задавался в эти три месяца, я так и не нашел до сих пор ответа. И не уверен, что когда-то найду.
Потому что, боюсь, не было ответов и у тех, кому я тогда внутренне задавал свои вопросы.
Эпизод первый. «Гуляка»
Уходил я в армию под «Шторм» А здесь, уже в армии, меня снова догоняет «Альфа». Теперь уже с «Гулякой».
У одного из наших – аккордеон. Зачем он его в армию попер, не знаю…
В музыкальной школе учился. Видно, «прикипел» очень к инструменту.
Ну, в армии и аккордеону найдут достойное применение…
В нашей шестой роте «взъеб-дренаж» частенько проходит под музыку.
На местном новоязе это разновидность занятий сержантов с курсантами, главная цель которого – не научить нас чему-то полезному, а вымотать до крайней возможной степени. А лучше до НЕвозможной.
Нередко это наказание за что-то, для всей роты.
Такое правило – провинился один, но расплачиваемся все.
Коллективная ответственность – очень действенное средство для выработки коллективизма и ответственности.
Но нередко такие «тренировки» – просто способ нас чем-то занять, при котором сами сержанты не особо напрягаются.
Причем очень часто в таких занятиях либо смысла нет вообще, либо он не очевиден.