Десантура

— Мне ничего не оставалось делать, как только выполнить приказ комиссара, — Тарасов потер покрасневшие от усталости и боли в голове глаза.

— Кстати, герр лейтенант, мы так и не узнали, что это был за генерал…

Лейтенант довольно усмехнулся:

— Не было никакого генерала. Никто из нашего командования не попадал в плен к вам. Ваши солдаты ввели вас в заблуждение!

Тарасов засмеялся:

— Значит, генеральские погоны они нашли на дороге? Не смешите меня, Юрген!

— Николай Ефимович! — как все немцы, фон Вальдерзее с трудом произносил русский звук «Ч». У него получалось — «Ефимовитч». — Ваши бойцы остановили тогда на дороге одиночную машину, в которой не было никого, кроме водителя, везшего вещи генерал-полковника фон Трауберга — главного интенданта корпуса. Не более.

— И на следующий день вы предприняли атаку прямо на штаб бригады, просочившись сквозь стык боевых охранений батальонов? — спросил подполковник.

— Конечно! Ведь водитель запомнил место, где его остановили ваши незадачливые разведчики. Кстати, господин подполковник… Почему вы все время улыбаетесь?

— Вспоминаю, какие отборные бойцы нас тогда атаковали…

* * *

— Итак, товарищи политработники, приступим. На повестке дня несколько вопросов. Первый — благодушное отношение бойцов бригады к выполняемым боевым обязанностям. Я думаю, все из вас в курсе, что произошло сегодня ночью? — комиссар бригады обвел строгим взглядом своих подчиненных. Сидели они в свежепостроенном большом шалаше. В углу трещала маленькая печечка-буржуечка, притащенная одним из отделений разведчиков. Тепла давала мало, зато дыма много. Рядовой даже сделал дощечку, которой махал как можно бесшумнее в сторону выхода. Не ахти как, но у него получалось.

— Александр Ильич, — обратился к комиссару политрук разведроты.

— Не перебивай, — обрезал того Мачихин. — С тобой отдельный разговор. Что в других подразделениях? Такие же баптисты воюют или хуже?

Младший политрук Калиничев, военный комиссар отдельной зенитно-пулемётной бригады встал, покашливая и поправляя полушубок:

— Товарищ… Кхм… Товарищ военком, ну парни необстрелянные. Они фрица живого ещё толком не видели. Добрые они, характер у нас такой, вятский…

— Не добрые! Не добрые, товарищ младший политрук! А добренькие! Над нами вся армия, да что там… Весь фронт смеяться будет! Генерала фрицевского упустили по доброте душевной. Невзрачный он показался бойцам, мать их ети за ногу да в голубое небо…

Мачихин матерился редко. Но метко. Как стрелял. Должность обязывала быть примером во всем.

— А это, товарищи политработники, ваша недоработка, что бойцы недооценивают противника. Нет. Не так. Не противника. Врага. Кто из вас был на фронте?

Несколько молча человек подняли руки.

— Деревни сожженные видели? Когда трубы, как пальцы торчат? Черные такие, богу в харю тычут. Видели?

Фронтовики кивнули.

Мачихин помолчал, обведя взглядом политруков. Потом достал из кармана смятый листок, расправил его и стал читать:

— Ефрейтор Хеккель из дивизии «Мертвая голова» пишет свое жене: «Скоро ты будешь иметь столько славянских рабов, сколько пожелаешь. Мы станем помещиками, у нас будет земля, столько сколько мы пожелаем». Донесите эти слова до бойцов. Слово в слово донесите. Это приказ. Письмо это добыли разведчики младшего лейтенанта Михаила Бурдэ. В следующей ситуации. Группа товарища Бурдэ возвращалась из разведки. Проходя мимо деревни Малый Заход, они обнаружили, что на окраине села немцы приготовили виселицу. И собираются повесить двух человек. Мужчину и женщину. Бойцы младшего лейтенанта не задумались, как отделение сержанта Клепикова. Они просто открыли огонь. И отбили людей. И положили, согласно их докладу — двадцать фрицев. И никого не потеряли. Эффект неожиданности, так сказать. В кармане у одного из убитых добыли это письмо, которое я вам процитировал. Товарищи Шишкин и Гриншпун так же требовали наказания и этих разведчиков. За раскрытие бригады. И по своему были правы…

— Да что, Шишкин совсем с ума сошёл, что ли? — вскочил всегда несдержанный военком четвертого батальона. — У него совесть есть? Это же наши! Это же советские люди!!

— А ты, товарищ Куклин, не кричи на весь лес. Особый отдел мы переубедили. На то мы и комиссары, чтобы воевать за людей не оружием, а словом, прежде всего. Но и оружием тоже, — Мачихин опять потер глаза. — Так что, требую от вас, товарищи политработники донести эти факты до личного состава. И донести так, чтобы каждый, я подчеркиваю, каждый боец понял — зачем мы тут и с какой целью.

— Александр Ильич, что там с газетами?

— Газеты? Газеты будут вместе с продуктами. Когда наладим снабжение. Не забывайте. Мы в самом начале пути. И забота о продуктах лежит, кстати, и на нас. Помогайте командирам. Вся операция на наших плечах держится. Боец в бой идёт по приказу командира и смотрит на комиссара — где он и как он. Спать — позже всех, вставать — раньше всех. вперёд идти — первому, есть — последнему. Все понятно?

— А с штрафниками что? Которые генерала упустили? — снова подал голос Куклин.

— Что, что… Отправили их ямы копать. А что с ними ещё прикажете делать?