Десантура

Поэтому не спеша тронулись обратно. На речке наполнили фляги ледяной водой. Иванько, как самого легкого, положили на лыжи и он подполз к промоине. Напился сам, потом и фляжки наполнил.

А через час его скрутило от боли в животе.

Санинструктор Белянин ничего не мог понять — любое прикосновение к животу вызывало у рядового дикие стоны.

— Мама, мама, ой, мамочка!

— Хрен его знает, товарищ младший лейтенант, — растерянно чесал затылок санинструктор. — Живот тугой как барабан. На аппендицит не похоже. Может, отравился чем?

— Да чем он травануться-то мог? Не водой же из реки?

Пришлось соорудить волокуши и тащить его в батальон.

ещё час прошёл в томительном ожидании. И немцев с той стороны, и санинструктора Белянина.

Вернулся он мрачнее тучи.

— Помер Иванько.

— Как?! — всполошился взвод.

— Как, как… Взял да помер. Скрутило парня так, что разогнуть не смогли.

— Сержант Заборских! Вещмешок его дай, — заиграл желваками Юрчик.

Младший лейтенант начал рыться в мешке. Гранаты, патроны, тротил, лыжный ремнабор, смена белья, продукты…

Продукты!

Командир взвода достал шесть пустых бумажных оберток из-под горохового концентрата.

— Батюшки-светы! — изумился Белянин. — Так он что… Шесть упаковок сожрал?

Юрчик хмуро кивнул.

— Так это он, почитай, ведро супа разом умял… Таперича и понятен ход… Заворот кишок у парня случился…

— Всё всем понятно? — спросил Юрчик. — Командиры отделений! Довести до личного состава, что продуктовый НЗ не трогать ни под каким предлогом.

А сам стал готовиться к неизбежному вызову к комбату, а то и комбригу. А Тарасов был суров на расправу…

5

— Значит, вас выпустили в сороковом году? Так? — Фон Вальдерзее быстро писал и морщился, когда табачный дым попадал ему в глаза.

— Так. За примерное поведение.

Обер-лейтенант кивнул. И подумал, что это термин «примерное поведение» — означает не что иное, как сотрудничество с ГПУ.

— А призвали в Красную армию с началом войны?

— Да. На третий день. В звании майора.

— Так быстро? И что это значит, по-вашему?

— Значит… Значит, был востребован как специалист.

Немец улыбнулся новому подтверждению своей версии. Стучал десантник на товарищей по камере, ой, стучал…

— А жена с дочерью?

Тарасов вздохнул:

— Арестовали сразу двадцать второго. Как немку. Думаю, что расстреляли.

— Почему так думаете?

«Ну что… Пора закидывать удочку?» — подумал подполковник.

— В июне сорок первого были арестованы все немцы, проживавшие в Москве. И нет никаких известий об их судьбе. Зная нравы НКВД — могу предполагать, что все они были уничтожены.

Фон Вальдерзее не удивился. Он был наслышан о действиях ГПУ, вернее НКВД. Один тридцать седьмой чего стоил. Вот взять этого подполковника — грамотный же специалист, бригадой — надо отдать должное — руководил умело. Немало нервов десантники вермахту потрепали. А вот посадили тогда его ни за что. Просто за связь с «врагами народа». И вот ещё жену арестовали и расстреляли. На это и надо, пожалуй, давить. Клиент, кажется, может поплыть. И вербовка высококлассного специалиста принесет огромную пользу и Германии, и лично обер-лейтенанту Юргену фон Вальдерзее, офицеру разведотдела сто двадцать третьей пехотной дивизии.

Конечно, абвер заберет Тарасова к себе, но вслед за подполковником может пойти наверх и обер-лейтенант. Главное сейчас — установить максимально возможное в данной ситуации доверие, чтобы Тарасов не представлял себе дальнейшей жизни без фон Вальдерзее.

— Да… Сложная у вас сложилась жизнь… — посочувствовал немец русскому десантнику.

Тарасов вдруг широко улыбнулся:

— А у кого она сейчас легкая? Война есть война.

— А что вы почувствовали, когда догадались о расстреле жены?

Тарасов помрачнел. А в душе снова улыбнулся. Последнее письмо от Нади и Светланки он получил за несколько дней до выхода бригады на задание.

Они жили у отца Николая — Ефима — в том же Кировском краю. Никто его не убивал. Церковь закрыли, да. Превратили ее в колхозный склад. Отец работал в нем сторожем. И продолжал служить литургию по ночам. Среди пыльных мешков и промасленных запчастей. Единственными участниками литургии были облупленные лики святых со стен. И наглые крысы, таскающие колхозное зерно. Надя писала, что устроилась работать в сельскую школу учительницей немецкого, что живут не сытно, но и не голодно, скучно и спокойно…

— Я почувствовал ненависть, герр обер-лейтенант.

— Почему тогда сразу не перешли на сторону вермахта, господин подполковник? Это бы спасло жизни тысяч ваших и наших солдат…

— Потому что это мой воинский долг. Я давал присягу служить народу.

— Ваша позиция вызывает уважение, но…

— Сталины уходят и приходят, а русский народ остается…

* * *

— Готов блиндаж, товарищ подполковник!

— Готов, это хорошо… — Тарасов кивнул лейтенанту из комендантского взвода.

Блиндаж представлял собой яму в снегу. Сверху настилом — лежали еловые ветки. Снизу — они же — были накиданы на пол. По центру горела свечка. Благодаря ней внутри укрытия было жарко — на улице минус двадцать, внутри минус пять. Можно нормально спать. Правда, чертова влажность…