Десантура

Долго развязывал. Санитарки бинтовали на совесть. Рычал, сплевывая нитки, но развязывал.

А когда снял бинт — увидел, что кистей нет, а там, где они должны быть начинаться — неровные красные, сочащиеся сукровицей свежие, пульсирующие болью швы, стянувшие края обожженной йодом кожи. Кожи, скрывающей под собой неровно опиленные кости ампутированных рук.

Артём замычал от отчаяния и с силой ударил страшными культями по краю кровати. И от боли потерял сознание.

Когда он пришёл в себя, то первым делом увидел сидящего рядом сержанта НКВД, внимательного разглядывающего лицо Артёма…

16

— Да запил я. Достал НЗ и запил. А что мне делать оставалось? Командование бригадами перешло Гринёву, а затем ещё и Латыпов появился. Да ещё не забывайте про комиссаров.

— В каком смысле «не забывайте», Николай Ефимович? — как все немцы, фон Вальдерзее очень четко выделял звук «ч», произнося его как «тч».

— А вот, в прямом, — усмехнулся Тарасов. — Чтобы принять решение по бригаде, необходимо согласовать его с комиссаром. У меня подпись — у него печать. Это ещё не все. Бригадой вроде бы командую я. Так?

— А как же!

— А когда вышел на нас батальон из двести четвертой, то уже и не бригада. Уже оперативное соединение. А потом ещё Латыпов — как координатор. И получается, что соединением командует майор Гринёв. Приказы по бригаде отдаю я. И все это захерить может комиссар Мачихин.

— Только он?

— К счастью, только он. Комиссар двести четвертой вместе со штабом и остальными батальонами не смогли перейти линию фронта. Вот и сами посудите — три командира, один комиссар. И все должны коллективно принять решение. Одно решение. А в ситуации, когда…

Тарасов нервно себя хлопнул по коленям.

— Да! Я самоустранился! Я получил приказ фронта. Приказ! Передать командование Гринёву! А я тогда зачем? Скажи мне, обер-лейтенант, зачем я тогда нужен?

Фон Вальдерзее положил ручку на стол и поднял взгляд на Тарасова:

— То есть вы утверждаете…

— Да ничего я не утверждаю, — подполковник внезапно успокоился и обреченно махнул рукой, поморщившись. А потом засмеялся:

— Тепло у вас тут. Даже муха ожила в избе.

— Где, — непроизвольно оглянулся обер-лейтенант.

— У печки. Так вот… Перед атакой на Добросли я и напился в первый раз Спиртом. Закусывать было нечем, правда. Мне тогда и пары глотков хватило. С голодухи-то…

— Герр подполковник, давайте перейдем к делу, — немец снова взялся за перо. — Как вы считаете, почему ваша бригада не получала необходимого довольствия?

— Вы же делали радиоперехваты, неужели не догадались? — ухмыльнулся Тарасов.

— Меня интересует ваша точка зрения… — сухо сказал обер-лейтенант.

— Все просто… Все очень просто!

* * *

Начальник штаба бригады майор Шишкин корпел над картой. Корпел, злясь на себя, на штаб армии, немцев и войну вообще.

Вот какой идиот рисовал эту…

Млять, без мата не скажешь.

Ну нет тут дороги. Нету! А на карте есть. И высота 9901 вовсе не здесь должна находиться!

Мать твою, было бы лето ещё можно было бы точнее координаты дать. А сейчас хрен пойми — озеро это или болото? Одинаково снегом занесены. И как проверить, если в этом году сугробы до метра высотой? Хотя похоже, что мы все-таки вот в этом квадрате. Или в этом?

Так…

С юга должно быть озеро, с севера тоже… Хотя нет. Это не озера по карте. Болота. Тогда похоже, вроде. Ну вот точно. Смотрим…

Да, мать твою через горизонт да в седьмое небо! Нет у Чернорученки такого изгиба! По карте нет… В жизни есть.

— Тьфу, блядина ты такая! — Шишкин откинул карандаш, которым он отмечал расположение батальонов и распрямился.

Спина гудела. Уже третий час он пытался понять, где они находятся. И все не сходилось.

Он выскочил из норы, по недоразумению называемой штабным блиндажом бригады, на воздух.

Штаб, ага… Из всего штаба только он, да командиры с комиссарами. Ни тебе толковых данных от разведки, ни тебе оперативного отдела. Адъютант да ты. Да связисты.

Кто гребется в снег и грязь? Наша доблестная… Легки на помине, черт, черт, черт!

— Товарищ майор, через десять минут сеанс связи! — встревоженно напомнил Шишкину начсвязи старший лейтенант Ларионов.

Шишкин кивнул:

— Огня дай!

Ларионов протянул трофейную зажигалку и чиркнул колесиком. Шишкин наклонился. И на секунду дольше, чем обычно, пыхал папиросой над бензиновом огоньком, ловя тепло. А потом засунул руки в карманы штанов. Все-таки хорошо жена придумала — пришить резинку к рукавицам.

— Диктую, старлей! Квадрат… — Шишкин говорил сквозь зубы, держа тлеющую папиросу.

Через пару минут Ларионов шёл к радистам, уже развернувшим свой тяжеленный гроб… У старшего лейтенанта Ларионова жены никогда не было. Он, конечно, собирался жениться. До войны. И даже невеста была. С Киева дивчина. Но не успел. После войны, может быть…. Может быть, поэтому он свои двупалые — для стрельбы — рукавицы потерял в первый же день. А потом снимал с убитых и снова терял. И сегодня утром потерял. Вот, блин же, спать ложился — под голову, вроде положил обе рукавицы. Проснулся — одной нет. Ну, нет и все! И именно правой!