В 9 часов утра командир 5-го армейского корпуса Альмендингер прибыл в Сараймин, чтобы иметь возможность оперативно реагировать на ситуацию у Эльтигена. К 4 часам дня немцы оценивали обстановку так: русские ослаблены и измотаны огнем артиллерии и налетами, однако успехов практически нет, так как румынская пехота не идет за штурмовыми орудиями. Задачи первого дня выполнены не будут; желательно использовать один немецкий батальон. Если завтра успеха не будет, возможно, придется привлечь к атаке группу Мариенфельда. Впрочем, на эту группу претендовала и 98-я пехотная дивизия, которая отражала наступление под Керчью.
Сила сопротивления десантников произвела впечатление на командование 17-й армии. Начальник штаба армии даже предложил прекратить операцию, если есть ощущение, что она не приносит успеха.
Наша штурмовая авиация весь день буквально висела в районе плацдарма. Хотя в тот же день началось наступление Приморской армии под Керчью, основные усилия авиации пришлись на Эльтиген. Здесь штурмовики сделали 196 (189) самолето-вылетов по войскам противника, а под Керчью — только 38. Кроме того, впервые с начала операции были использованы днем 14 бомбардировщиков «Бостон». Несмотря на интенсивную работу зенитной артиллерии и участие истребительной авиации, противник весь день сильно страдал от атак с воздуха. Немецкие и румынские бомбардировщики сделали 122 самолето-вылета, но средняя бомбовая нагрузка на самолет у противника была значительно выше, чем у нас. За день было сброшено (видимо, в том числе под Керчью) 118,6 тонн бомб. Наши штурмовики и бомбардировщики ответили 63,8 тоннами. Впрочем, нужно учитывать, что «Илы» плюсом к бомбовой нагрузке израсходовали у Эльтигена около 550 PC, 23 тысячи авиационных снарядов и 65 тысяч патронов.
Артиллерия с Таманского берега с утра активно участвовала в отражении атак. Но к полудню у группы Малахова закончились снаряды. Очевидец (начальника штаба 195-го горного минометного полка майор П. П. Молибога) сделал в тот день следующую запись:
«Наша артиллерия с Тамани ведет интенсивный огонь, но к 12–00 уже не стало 122-мм снарядов. Зуйков просит огня, а командующий артиллерией 20 дек полковник Собанов не смог дать такового. При мне послали 6 машин в Старотитаровку за снарядами. Вот так готовились?!!».
Майор возмутился бы еще больше, если бы узнал, что произошло с этими машинами. Вот запись переговоров командарма Петрова по прямому проводу:
«У аппарата Долгов [начальник штаба 20-го корпуса].
Петров: —…Как со снарядами?
[Долгов: ] — Крайне необходимы 122-мм, которых совершенно не осталось. 152-мм пушки снаряды имеют, но до нужных целей не достают. Холостяков направил за снарядами для Малахова 18 автомашин, но они еще не вернулись… Из-за отсутствия снарядов используются только две 152-мм. Автомашины, посланные за боеприпасами, задержаны дорожным отделом Армии, который заставил их в Вышестеблиевской возить песок».
В другом разговоре по прямому проводу упоминается, что для 122-мм пушек снаряды есть «где-то в вагонах, Холостяков приказал их искать». Как отголосок возникшего скандала звучат слова флотских оперсводок о том, что боезапас непрерывно поступает со складов.
Такая подготовка не может не удручать. За 6 дней, имевшихся до начала наступления, не смогли подвезти боеприпасы, хотя они имелись! Наше счастье, что 4 декабря была летная погода, и авиация смогла обеспечить непрерывное воздействие на атакующие войска.
Противник за день израсходовал под Эльтигеном 236,5 тонн боеприпасов (не считая флота и 9-й зенитной дивизии) — 120 840 патронов, 3750 мин и 7766 снарядов (в том числе «штуги» — 1981). На каждое из 20 исправных к утру штурмовых орудий пришлось почти по 100 выстрелов — около двух боекомплектов! К утру следующего дня в строю остались 15 штурмовых орудий, то есть было выведено из строя не менее пяти — а возможно, и больше, если были введены в строй «штуги», ранее находившиеся в ремонте или подбитые в течение этого дня.