Дешевле только даром (сборник)

В сквере было довольно много народу, и мне пришлось быть очень внимательной, чтобы не пропустить того, кого я искала. Невольно я ориентировалась на тот гипотетический образ, который описала Татьяна Петровна, – толстый, лысый и апатичный. И еще в руках у него должна быть футбольная газета – Чижова, помнится, тоже упоминала о футболе.

Совершив круг по садику, я увидела одинокого мужчину с газетой в руках, который маялся, то и дело поглядывая на часы, в конце аллеи. Пожалуй, он соответствовал описанию – правда, был не лыс, а скорее лысоват и не слишком уж толст, но вот под определение «апатичный» он никак не подходил. Мужчина заметно нервничал и ни минуты не мог постоять спокойно.

У меня уже не было никаких сомнений, что Чижов – тот самый. Его черты лица напомнили мне Игоря; даже несмотря на разницу в годах, сходство было несомненным.

Я подошла ближе и поздоровалась. Чижов встрепенулся и с некоторым облегчением посмотрел на меня – ожидание мучило его, и мое появление прекратило эти муки.

– Я вам звонила, – сказала я. – Спасибо, что пришли.

Он продолжал нервничать, но при взгляде на меня его глаза заметно умаслились – кажется, Петр Алексеевич был весьма неравнодушен к слабому полу. Не думаю, что в этом плане ему последнее время везло, – уж слишком невыразительно он смотрелся: обрюзгший, в мешковатой одежде, влажный от пота, с круглым распаренным лицом, на котором словно застыла жалковатая улыбка.

– Да-да, я пришел! – подтвердил он, суетливо жестикулируя. – Никак не мог раньше, понимаете. У нас очень строго насчет дисциплины! А сейчас каждый держится за свое место… Суровые времена, что поделаешь! Однако вы меня сильно удивили… Я, простите, ничего не понимаю. Вы упомянули по телефону имя моей бывшей жены… Что-то случилось? Мы ведь давно расстались, и как-то так вышло, что совсем не поддерживаем отношений… Она не оставила мне даже адреса и даже никогда не требовала алиментов… Наверное, теперь она передумала, да? Вы, наверное, ее адвокат?

– Ну что вы! – сказала я. – Вряд ли ваша бывшая жена в состоянии нанять себе адвоката. У нее другие заботы – как вырастить сына, например…

Чижов горько усмехнулся.

– Понимаю, женская солидарность! – сказал он сокрушенно. – Но, поверьте, я ни-ког-да, ни-ког-да не отказывался платить алименты! Она слишком горда, чтобы принять их от меня, понимаете? В этом вся трагедия! Я разом потерял все – сына…

– Но, кажется, вы не очень старались что-то вернуть? – заметила я. – Более того, вы неплохо устроили свою жизнь…

– А что мне оставалось делать? – воскликнул Чижов. – Посыпать себе голову пеплом? Мне было тяжело… Поверьте, до сих пор память о прошлом отзывается в моем сердце болью!

Похоже, он был любителем красивой фразы, но в его глазах я заметила скорее не боль, а испуг.

– Кстати, если вы не адвокат, то кто же? – вдруг подозрительно спросил он. – Мне не хотелось бы обсуждать эти вопросы с посторонними, понимаете?

– Строго говоря, я – главный редактор криминальной газеты, – сказала я. – Но сейчас по просьбе вашей бывшей жены я выступаю в роли частного детектива. Иногда мне приходится заниматься такими вещами…

Петр Алексеевич вытаращил глаза.

– Детектива? – озадаченно переспросил он. – Как это понимать? Это как-то все-таки связано с алиментами, верно?

– Дались вам эти алименты! – сказала я. – Речь идет совсем о другом. Скажите, вы давно последний раз встречались с женой? Или, может быть, как-то иначе вступали в контакт?

– Ни разу! – с торжественной печалью заявил он. – С того дня, как она покинула меня, мы ни разу не обменялись с ней ни словом, ни взглядом. Я же говорю, она не оставила мне даже адреса.

– А вы бывали когда-нибудь в Тарасове?

– Не доводилось, – покачал он головой. – Признаться, первое время у меня была мысль поехать туда, отыскать Татьяну, но… я просто испугался! Я просто не мог решиться!

Он говорил о своей нерешительности откровенно, с обескураживающим равнодушием – кажется, давно смирившись с этой особенностью своего характера. Глядя на его расплывшееся потное лицо, было крайне трудно представить Петра Алексеевича в роли беспощадного злодея, подсылающего к недругам наемных убийц, но хотя бы из чистой формальности я должна была посмотреть, как он отреагирует на фотографию покойного киллера.

– Знаете этого человека? – деловито спросила я, вынимая снимок из сумочки.

Чижов добросовестно уставился на портрет, морща лоб и щуря глаза. Он смотрел на него минуты две, хотя я уже давно поняла, что этого человека он не знает. Но, похоже, Петру Алексеевичу было немного неловко опять говорить мне «нет». В конце концов он все-таки это сказал, изображая на лице сожаление.

– Кажется, никогда не видел, – виновато пробормотал он, возвращая фотографию. – Вообще-то память у меня на лица хорошая… Но этого человека… нет, не припоминаю! А вы полагаете, что я должен его знать?

– Пожалуй, совсем наоборот, – сказала я.

Чижов удивленно посмотрел на меня и тут же отвернулся. Засунув газету в задний карман брюк, он достал носовой платок и вытер им вспотевшее лицо.