Дешевый роман

– Андриана, беги немедленно к дому и принеси с собой блокнот и ручку. Я прошу тебя записывать каждое мое слово, я буду озвучивать свои мысли вслух и, возможно даже, пребывать в неком состоянии транса, поэтому, пожалуйста, не пугайся и не пытайся со мной заговорить. Прошу тебя, скорее!

«Юлия отпустила мою руку.

– Вы верно заметили, никак не мог.

Она посмотрела на меня с недоверием.

– Что происходит?

– Юлия, – сказал я осторожно, – возможно, вы мне не сразу поверите, но все, что я сейчас скажу, – это правда.

Я перевел взгляд на цветок.

– Там сейчас душа вашего мужа, в той самой земле, где вы зарыли свою косу. Она ведь была единственным вашим богатством. Вы в полной мере ощутили на себе нестерпимую боль – «что не убивает, делает нас сильнее», ведь так говорят? Но я бы сказал по-другому: «Что меня не убило, то лишило всех человеческих чувств», умертвленные – еще хуже убитых, они не пойдут больше на гибель, а потому подохнет весь мир, а они останутся, чтобы наслаждаться цветами, ведь это пробудит в них чувства. «Что меня не убило, то меня и не спасло» – это звучит гораздо точнее.

Мне показалось, что я украл слова Эн Ронни.

– Господи, – единственное, что она смогла проронить.

Она провела рукой по своим волосам.

– Вы стали хладнокровной, жестокой, бесчувственной. У меня застывает в жилах кровь от одного разговора с вами, ваши слова – это лед.

Юлия отступила на шаг.

– Значит, это был не сон?

– Нет.

– Так кто же вы на самом деле?

Я снова посмотрел на пион, мне хотелось, чтобы и он меня слышал.

– Я тот, кто выдумал этот двор, я выдумал этот город, я выдумал вас. И если вы попросите меня, чтобы я отобрал жизнь у всего человечества, сделал безлюдным ваш мир, то пойдемте со мной, прогуляемся по человеческим трупам!

Юлия приблизилась ко мне, в ее глазах я увидел понимание всего, что я хотел до нее донести. Мой ответ стал для нее некой разгадкой, словно шкатулка, которую она держала все время в руках, внезапно открылась и она рассмотрела ее содержимое.

– Нет, не нужно весь мир, заберите у каждого человека жизнь того, кто ему по-настоящему дорог. Этого будет достаточно!

– Как скажите, Юлия.

Я взял ее за руку и повел к воротам. Рассветало, когда рука двадцатидвухлетнего юноши, рука безжалостного, хладнокровного Армагеддона коснулась утренней, сырой земли этого безымянного города.

Мы вышли на главную улицу. Там впереди, у забора соседнего дома лежал человек. Это был мужчина сорока пяти лет, голова его была повернута в сторону и мы не видели его лица, но я, как автор, прекрасно знал, какова его роль в этой истории.

– Вы знаете этого человека?

Мы приблизились к нему.

– Это мой сосед. Он приходил вчера ко мне, соболезновал, сказал, что скорбит об утрате, он должен был прийти сегодня на похороны. Нет, я с ним не знакома лично, мой муж его знал. Вероятно, он неплохой человек.

– Был неплохим человеком, – я поправил ее. – Был…

– Как вы думаете, Юлия, какие мысли посетили его в последние минуты своей жизни? Сколько никому не нужного смысла застыло в его глазах? Ведь согласитесь, выйти из дома и умереть от остановки сердца в двух шагах от ограды, – этому может поспособствовать лишь особая удача. Это я про себя, а вся ирония заключается в том, что в этом мире без него ничего не изменится. Что он есть, что его вдруг не стало – вам есть до этого дело? И мне нет.

– Да!

Юлия обошла тело, присела к нему и заглянула в лицо.

– Вы увидели в нем своего мужа?

Она покачала головой, а затем добавила:

– Другая увидит.

– Но душа ваша не заболит от чужой боли?

Она медленно встала и обернулась, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Не заболит.

Я никогда не видел глаза хладнокровного цвета.

– Хорошо, следуйте за мной.

Юлия шла позади меня, она все время молчала, а буквально через тридцать шагов я остановился. Впереди лежала молодая светловолосая девушка, лет двадцати, в красивом, бирюзовом платье. (Я смотрел на нее, а видел Андриану, мне стало не по себе.)

– Да, лишиться жизни, когда при тебе молодость и красота – это гораздо страшнее.

Юлия не стала присаживаться на землю, чтобы рассмотреть ее лицо.

– Все в этом мире цветущее не заслуживает внезапной смерти, – промолвила Юлия, – и одно такое тело не стоит и тысячи дряхлых, поношенных тел.

Я мысленно с нею согласился и лишь спустя время заметил, что пустил Эн Ронни в свою работу. Его голос теперь звучит среди нас.

– Вам полегчало, Юлия?

Она не поняла моего вопроса. И посмотрела на меня с вызовом.

– А от чего мне должно полегчать? Разве, отобрав жизнь у другого, возможно кого-то вернуть? Моя просьба – отнять у каждого человека того, кто ему по-настоящему дорог, – это не месть всему миру, а напротив – сострадание, я хочу, чтобы каждый человек почувствовал ту боль, которую чувствую я, перенял ее у меня! Сострадание… Я не сострадаю тебе, человек, я хочу, чтобы ты страдал вместе со мной… Габриэль, мне люди сочувствуют, но как они могут разделить эту утрату со мной, если сердца их – хрусталь – целые, не разбиты на сотни мелких частей? Если слова их горячие не остывают по ком-то.

Мне хотелось обнять Юлию, но вряд ли бы ей это помогло.