Десять баллов по бофорту (повести и рассказы)

Из собак уцелела только половина. Правая сторона упряжки, принявшая на себя основной удар лавины, была целиком выведена из строя. Две собаки так и остались лежать в снегу, остальные кое-как ковыляли. У Ытхана, наверное, была сломана лапа, он поджимал ее и не давал притронуться.

С горем пополам Кирилл отобрал пять более или менее годных собак, запряг их и погнал окриками и ударами. Сегодня он не жалел ни того, ни другого. Он вовсю шерстил собак и, не отрываясь, смотрел в незакрытые Женькины глаза. Снег из-под собачьих лап падал Женьке на лицо и оставался лежать на нем, не тая. Кирилл смахивал этот снег, но из-под лап летел новый и опять оставался лежать и не таял, и опять Кирилл смахивал его. Он ни за что на свете не согласился бы закрыть Женьке лицо. Он просто не смог бы сделать этого. Он смахивал снег и во всю мочь гнал собак.

Вера вышла к нему в приемную.

— Как он? — спросил Кирилл.

— Плохо, — оказала Вера. — Врачи определяют сотрясение. Под угрозой ампутации левая рука. С первым самолетом его отправят в Петропавловск.

Вера заплакала.

— Не надо, Вера, — сказал Кирилл. — Женька не умрет.

— Я не буду, — сказала Вера. — Только бы он выжил, — прошептала она. — Только бы выжил!..

Скоро ее позвали, и она ушла.

Кирилл сел на стул и стал ждать.

Входили и выходили люди. Сновали мимо молоденькие и пожилые сестры и санитарки. Иные смотрели на Кирилла, иные нет, и никто не спрашивал его, зачем он сидит здесь. И никто не мог ответить, будет ли жить на свете Женька, который лежал сейчас где-то в глубине этого чистого стерильного здания, под чистыми стерильными простынями и никак не мог прийти в сознание.

Потом приехали нарты, и Женьку вынесли в приемную. Но Кирилл так и не увидел его лица. Оно было закрыто.

Кирилл поднялся и пошел за носилками. Рядом с ним шла Вера.

На улице они увидели Побережного. Он почему-то был без шапки. Ветер топорщил его пышный седой ежик, и Побережный как никогда был похож на Бальзака.

11

Отдел кадров помещался в доме барачного типа. В полутемном коридоре вдоль стен стояли деревянные скамейки, на которых, куря и вполголоса переговариваясь, сидели люди.

Кирилл отыскал нужную ему дверь. Перед ним в очереди было трое, и он по примеру других сел на свободное место у стены.

Сегодня так или иначе решится все. Скорее всего так, потому что Побережный зря ничего не говорит. А он сказал: "Найди Афанасьева, скажи, от меня. Он устроит".

Смешной, бескорыстный шеф! Печется о деле, которое, кроме лишних хлопот, ему ничего не даст. Опять

нужно будет искать человека, кого-то уговаривать, улещивать… Шефу с его характером в интернате бы директорствовать, а он прирос к своим письмам и газетам. Для него свет в окне — мешки с почтой. Призвание, что ли, у человека такое? Впрочем, это уже к делу не относится. Лучше подумать, куда проситься. Значит, так: киты и селедка. Киты, конечно, перетягивают. Одни названия чего стоят: блювал, финвал, полосатик. Чудовища! Подумать только: один кит весит столько же, сколько двести пятьдесят слонов! Индийских, африканских — без разницы. Двести пятьдесят — и точка! Дальше. Если киты — наверняка Атлантика, айсберги. Говорят, их нумеруют. Специальные патрули есть. Подплывают к этакой плавающей Джомолунгме, трафаретик наготове, ляп — дело сделано! Айсберг номер ну хотя бы триста семнадцатый. И в книжечку заносят — учет прежде всего. В общем, раздумывать нечего — в китобои! Как говорит Женька: полюбить — так королеву! Может, с Вовкой доведется встретиться. Помашем ручками…

Очередь не двигалась. Из-за двери доносились голоса — вернее, один, по тембру которого можно было догадаться, что его обладатель не привык сдерживаться.

Кирилл сходил на улицу, покурил, пощурился на выглянувшее солнце. Потом снова вернулся в коридор.

Заветная дверь наконец-то открылась, и из кабинета выскочил парень в "мичманке" и в сапогах, похожих на ботфорты.

— Нет, ты только пойми, — без всяких церемоний приступил он к Кириллу, — я этому кашалоту одно толкую, а он мне свое гнет! "Тебе, — говорит, — Вася, визу закрыли". — "Откройте, — говорю. — Кто ее закрывал? Я?" А он мне: "Морально неустойчивый ты, Вася". Ну не кашалот? Кашалот!

Выговорившись, Вася ушел, а Кирилл попытался представить себе кашалота, который сидел за дверью и закрывал хорошим людям визы.

Пока он убивал таким образом время, подошел его черед. Вступив за дверь, Кирилл понял, что экспансивный Вася все перепутал: никаких кашалотов в кабинете не было. За столом сидел самый обыкновенный человек. Без очков, без гроссбухов и, что очень удивило и озадачило Кирилла, совсем молодой. Своим видом он дискредитировал всех начальников отдела кадров, каких только знал Кирилл.

Однако юного администратора, видимо, нисколько не волновало то, как о нем думали. Он с деловым видом записал что-то в календарь и, взглянув на Кирилла, спросил:

— Что у тебя?