Десять басен смерти

В уголках глаз блеснули слезы. Но он не собирается сдаваться без боя! Он не смирится! И если нужно со всем покончить, идти до конца, поставить на карту все, что у него есть он вынет из ножен меч чести и еще заставит всех трепетать¹ Последний пир! Если близится конец, по крайней мере, он отомстит за кровь аббата, единственного существа, что-либо значившего для него. И он не исчезнет, пока не увлечет за собой на тот свет убийцу аббата!

Версаль и Виравольта.

Поединок чести! Сын короля у бездны на краю!

Он снова приступил к работе, но больше не занимался таксидермией.

Настала очередь химии.

Он листал старый пыльный том, установленный на подставке, словно Библия.

Liber ignium ad comburendos hoste.[47]

Он вновь погрузился в свои занятия.

Не спускайте глаз с мяса!

Подвальные помещения Министерского крыла, Версаль

Виравольте не удалось прибыть в Версаль до окончания реймсских церемоний и возвращения во дворец королевской четы. Но сразу по приезде, убедившись, что он может полностью переложить обеспечение безопасности на Сартина, он поспешил в катакомбы Министерского крыла, где располагался Августин Марьянн. Он прошел в белую альковную дверь, спустился по ступенькам и постучал в дверь, ведущую к древним основаниям здания.

Никто не отозвался. Створки были не заперты.

Он толкнул их, и они заскрипели.

У Пьетро возникло то же ощущение, что и во время первого посещения этого причудливого логова. Комната была погружена в полумрак-, беспорядок в ней становился все невероятнее. Но на сей раз здесь царил настоящий разгром, что заставило венецианца насторожиться.

Весь пол устилали самые разнообразные эскизы, чертежи и наброски. Проект вечного двигателя был разорван в клочки. Повсюду валялись зубчатые колеса. Лежали груды папок, из которых вываливались веленевые листы. Люстра была разбита, свечи опрокинуты. С минуты на минуту мог начаться пожар. И повсюду стоял запах, который Пьетро мог различить среди тысяч других.

Запах крови.

Из глубины комнаты донесся стон.

Он бросился вперед, опрокинув преграждавшую ему путь школьную парту. Листы бумаги порхали в луче света. Бледная рука тянулась вверх, как будто из могильных глубин. Она вздымалась, заклиная, пальцы были сложены как будто в предупреждении. Бедный Августин Марьянн был погребен под собственными папками. Изо рта у него вытекала струйка крови; он старался выплюнуть листы, покрытые описаниями несуразных открытий, с помощью которых его пытались задушить. На них можно было угадать наброски, обещающие миллион чудес, от волшебных сапог до беспрестанного движения. Его опухшее лицо в кровоподтеках было неузнаваемо. Рядом валялись его разбитые очки.

– Августин! – воскликнул Виравольта, склоняясь над ним. Он вытащил у него изо рта скомканный лист; Августин хрипел и харкал кровью.

Наш Августин уже старик,
И смерть за ним пришла!
И за страною нашей,
Виравольта, придет она.

Ну а пока, будь так любезен

И разыграй теперь со мной
Последнюю из наших басен.
Меж мною это дело и тобой.

Лев состарившийся

Книга III, басня 14

Могучий Лев, гроза лесов, постигнут старостью.
Лишился силы. Нет крепости в когтях, нет острых тех зубов,
Чем наводил он ужас на врагов.
И самого едва таскают ноги хилы.
А что всего больней —
Не только он теперь не страшен для зверей,
Но всяк за старые обиды Льва в отмщенье
Наперерыв ему наносит оскорбленья.
То гордый конь его копытом крепким бьет,
То зубом волк рванет, то острым рогом вол боднет.
Лев бедный в горе столь великом,
Сжав сердце, терпит все и ждет кончины злой,
Лишь изъявляя ропот свой глухим и томным рыком.
Как видит, что осел туда ж, на ту же грудь
Сбирается его лягнуть и смотрит место лишь,
Где б было побольнее,
«О боги, – возопил, стеная, Лев тогда, – чтоб не дожить до этого стыда,
Пошлите лучше мне один конец скорее.
Как смерть моя ни зла,
Все легче, чем терпеть обиды от осла».[48]

Б.

– Августин… Что произошло?

Глаза Августина начинали стекленеть. Как утопающий, он схватил Пьетро за руку.