Десять десятилетий

Да, во мне не было никакой «червоточины» во всем, что касалось моей работы. Но меня не переставали «точить» боль и тревога за брата. Я знал, что перед началом войны были освобождены из тюрем и направлены в армию некоторые военные, впоследствии ставшие героями войны, генералами и даже маршалами, как Рокоссовский. Почему не освободили такого талантливого, боевого и отважного журналиста, как Кольцов? (Я тогда еще не знал, что любезный Ульрих цинично обманул меня — брата не было в живых со 2 февраля 40-го года). Я искренно верил, что Кольцов где-то в каких-то «новых лагерях за Уралом».

Вернусь, однако, в сороковой год. Он принес, как известно, окончание «странной войны». Обход германскими армиями неприступной «линии Мажино» через нейтральную Бельгию (полное повторение ситуации Первой мировой войны), потом — военный разгром и капитуляция Франции. Гитлер триумфально вошел в Париж и снялся на фоне Эйфелевой башни. Никаких комментариев по этому поводу в нашей печати я не помню. Надо думать, что такая эффектная и оглушительная победа Гитлера вряд ли привела в восторг Сталина, который рассчитывал, что на Западе установится длительная позиционная война, наподобие Первой мировой, ослабляющая обе воюющие стороны к выгоде Советского Союза. И не исключено, что он одновременно испытывал некоторое злорадство, что Франция поплатилась за свой отказ объединиться с ним против Гитлера.

Любопытно, что чем более зловещей и угрожающей становилась международная обстановка, чем больше сгущались свинцовые тучи над Европой, чем больше ощущалось подползание войны к рубежам нашей страны, тем старательнее придавался нашей политической графике характер беззаботного, развлекательного, комичного юмора. Я смотрю на свои рисунки в «Крокодиле» и «Иллюстрированой газете», издававшейся «Правдой». Они, как и у других карикатуристов, представляют собой юмористическое обыгрывание самых пустяковых сюжетов и на международные, и на внутренние темы. Просто не верится, что все это изображалось и печаталось, когда уже стояла на пороге страшнейшая из войн, которую когда-либо знала наша страна.

Глава двадцатая

Традиционный вопрос: как вы узнали, что началась война? Откровенно говоря, в этом вопросе мало смысла. Какое это имеет значение? Все узнали по-разному. Одни — в четыре часа утра из сообщения Британского радио, другие — утром, по телефону от знакомых, третьи — в полдень из выступления по радио В. М. Молотова.

Почти шестьдесят лет прошло с той поры. Давно стали взрослыми и обзавелись собственным потомством люди, бывшие малыми детьми в страшное лето 1941-го. Даже в памяти современников и очевидцев выцвели и поблекли, как старые фотографии, картины первых месяцев войны. Чтобы эти картины снова сделать живыми и выпуклыми, можно перелистать старые газеты, посмотреть кинохронику того времени. Но лучше всего, на мой взгляд, обратиться к песне. Послушайте торжественное и суровое:

Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой
С фашистской силой темною, с проклятою ордой…

Вспомните эту мелодию, вспомните эти слова, написанные В. И. Лебедевым-Кумачом, и перед вами ощутимо и зримо встанут тяжкие дни июня сорок первого, в ваших ушах зазвучит голос диктора, подчеркнуто спокойно читающего сообщения Советского Информбюро, от которых сжимается сердце:

— Наши войска вели бои по всему фронту и особенно ожесточенные в районе…

— После ожесточенных боев наши войска оставили город…

— Наши войска оставили…

Вспомните эту мелодию, и перед вами встанут затемненные улицы и строгие лица уходящих на фронт людей, и растерянные лица эвакуируемых ребятишек, и перекрещенные полосками бумаги окна домов, и черные силуэты аэростатов воздушного заграждения, висящие в белесом небе короткой летней ночи.

Первое чувство и первая мысль при известии о вторжении гитлеровских войск были: ну, вот и началось… Пришло то, что висело дамокловым мечом, чего ожидали и во что не хотели верить, но к чему, казалось, были готовы, распевая такие песни, как «Если завтра война»… Вот он — последний и решительный бой с фашизмом, первые отдаленные раскаты которого три года назад донеслись из Испании.

К моменту нападения на Советский Союз Гитлер завладел почти всей Европой. От пяти до двадцати дней понадобилось ему, чтобы разгромить такие государства, как Польша, Норвегия, Дания, Бельгия, Голландия, Югославия, Греция. В течение тридцати пяти дней была сокрушена одна из великих мировых держав — Франция. Прекрасный Париж, остававшийся недосягаемым для германских армий в течение четырех лет Первой мировой войны, капитулировал. Кровавый фашистский флаг с черной свастикой поднялся над Эйфелевой башней.

«Но то, — думалось нам, — совсем другое дело. Советский Союз — не Польша, не Югославия, не Франция. У нас не может быть того, что случилось там. Если Гитлер, опьяненный легкими победами в Европе, рискнет броситься на нас, то быстро почувствует, с кем имеет дело!»