Десять дней в Рио

Что касается итальянских слов, то, хоть языка я и не знаю, но в Италии бывала не раз и местной речи наслушалась вдоволь. Когда-то у меня даже случился роман с венецианским гондольером — длиной в два часа и в две бутылки шампанского, которые мы распили, катаясь по каналам в его гондоле. Непосредственно интима, за исключением страстных поцелуев, у нас не было, но все равно я считаю то общение пусть коротким, но все же романом. Потому что мы много разговаривали о жизни и о любви. Притом что он не знал ни слова ни по-русски, ни по-английски, а я, соответственно, по-итальянски. Но мы друг друга прекрасно понимали и не умолкали ни на секунду. Это была чудесная душевная близость, неведомая волна, которая вдруг подхватила двух совершенно разных людей и понесла их в одном направлении. Я до сих пор вспоминаю о том венецианском эпизоде с нежностью. Хотя некоторые из моих подруг, с которыми я поделилась своим приключением, обвинили во всем шампанское. Они только пожали плечами и резюмировали: «Надо меньше пить! А то завтра ты с таким же успехом разговоришься с местным дворником по-таджикски». Но я так не считаю. Я привыкла верить в лучшее и прекрасное. Если людей сводит судьба, это не просто так. Даже если сводит их она всего на какие-то пару часов за всю жизнь.

Это лирическое отступление служит для того, чтобы обозначить: к итальяшкам у меня отношение особенное. Если в какой-нибудь точке земного шара я слышу восклицание «Manjare!», я сразу же понимаю, что где-то поблизости итальянец. И этот итальянец хочет жрать. А надо сказать, итальянские мужчины почти всегда голодны — во всех смыслах. Поэтому глагол manjare (кушать) у них самый популярный. Прислушайтесь к потоку итальянской речи, особенно мужской. Даже если вы не знаете языка, это слово вы легко уловите. Вы услышите этот глагол такое бесчисленное количество раз, что выучите его в первую очередь. И это будет ваше первое итальянское слово.

Итальянцы вечно голодны. И в любви тоже.

На меня радостно взирают трое полуголых итальяшек и восклицают — ну конечно же — «Manjare!». Рассматриваю их. Один — тощенький вертлявый синьор с длинными бакенбардами и почти лысой головой. Ему явно за полтос, но при этом он наиболее активный из всей троицы, а глазки у него масленые. Второй — упитанный мужчина в расцвете лет, около 40–45, когда-то был весьма красив, но, видно, злоупотреблял спагетти и кьянти. При хорошем росте и вполне атлетическом телосложении у него заметно обозначается брюшко, а цвет лица и блуждающий взгляд голубых глаз наводят на мысль о пристрастии к зеленому змию. А вот третий… Если честно, в постель к третьему я бы прыгнула не раздумывая. Он чем-то похож на Энрике Иглесиаса, но менее слащав. Выразительные темные глаза, аккуратно подстриженные густые темные волосы, красивые сильные руки. Встречая новых мужчин, я всегда первым делом обращаю внимание на глаза и руки. Третья позиция для оценки — голос. Если глаза не пустые и не похотливые, ладони внушают мне доверие своей мужественностью и ухоженностью, а голос приятный и спокойный, то их обладатель имеет все шансы пробраться в мое сердце. Именно этим путем туда год назад попал Лев. Вообще по глазам, рукам и голосу о мужчине можно сказать очень и очень многое. Быть может, на старости лет я посвящу этому вопросу отдельный труд.

На вид третьему итальяшке не больше 30: фигура отменная, ровная загорелая кожа, открытая белозубая улыбка и — совершенно равнодушный взгляд! Увы, чаще всего так оно и бывает: самый восхитительный красавчик смотрит сквозь тебя!

От имени всей троицы глаголет «старшой». Он продолжает твердить мое любимое итальянское слово, из чего я делаю вывод, что меня приглашают поужинать. Неужели сразу трое? Надо уточнить:

— Не могли бы вы говорить по-английски?

— Английский? Не португальский? Bene! Molto bene![11] Безусловно! — старый итальяшка переходит на беглую помесь английского с итальянским, при этом практически подпрыгивая от радости. Но, по крайней мере, теперь я хорошо его понимаю.

— Мы думали, вы кариока! А вы, должно быть, американка, не так ли?

— Может, кто-нибудь, но точно не я! — отвечаю и сладко улыбаюсь, чтобы итальяшки не обиделись, так как мой ответ звучит двусмысленно. А я не намерена посылать кавалеров к черту, пока не выясню, что именно они от меня хотят.

— А откуда же вы? — суетится самый пожилой из троицы. — Вот мы из Равенны, это в Италии. Но вы, видимо, не из Европы…

— Это почему же? — обижаюсь я.

— Ну у вас вид такой… южный! Но при этом вы не итальянка и, судя по произношению, не испанка. Может, гречанка? Эленика? Всех гречанок, которых я знал, звали Эленика!

— Нет, я не Эленика. Я Яна, из России.

— О, самые красивые женщины живут в России! А самые красивые из них отдыхают в Италии. Но самая красивая из самых красивых встретилась нам в Рио! — рассыпается в любезностях престарелый итальянский мачо. — Поужинаете с нами? Меня зовут Людовико, это Марко, — он указывает на обладателя брюшка и залитого кьянти взгляда. — А это наш Джузеппе, мы называем его Dolce Jusi[12].