Десять историй о любви (сборник)

Постояв еще полминуты и отругав себя за несдержанное поведение, Хиротаро направился по бульвару домой. Едва он миновал Сорбоннскую площадь, далеко впереди снова мелькнуло розовое пятно.

Секунду или две он еще боролся с искушением, но потом сдался и прибавил шаг. Он подумал, что она опять направляется к фонтану Медичи, и обрадовался этому, потому что последние полтора месяца каждый вечер сочинял и заучивал остроумные французские фразы, которые хотел сказать ей именно там, у фонтана, где он так опростоволосился перед ней, и тогда она перестанет, наверное, считать его тупым, необразованным азиатом. Все, что теперь требовалось от него, – лишь догнать ее и выбрать из всех придуманных фраз самую лучшую.

Но она не вошла в Люксембургский сад. Мелькнув еще несколько раз впереди своей розовой шалью, она растворилась в вечернем парижском воздухе, а Хиротаро, покружив немного около фонтана Обсерватории, с тяжелым сердцем направился к себе на улицу Кампань-Премьер, до которой уже оставалось буквально два шага.

Однако наваждение с розовой шалью на этом не кончилось. Хиротаро еще два раза видел ее издали на бульваре Распай и один раз прямо из окна своей квартиры. Эта девушка кружила по Монпарнасу, как будто тоже искала его, как будто знала, что он живет где-то здесь. Впрочем, вскоре выяснилось, что дело было вовсе не в нем.

Снова заметив ее как-то вечером, задумчиво бредущую вдоль стены кладбища, он решил больше не упускать ее и медленно шел за ней целый квартал, не решаясь окликнуть.

В гулком полутемном подъезде, куда она вошла, так и не заметив шагавшего за ней Хиротаро, сидел пожилой толстый консьерж. Он с удивлением посмотрел на смущенного японца и спросил – оплачено ли у него хотя бы за неделю вперед. Хиротаро ответил, что нет, и консьерж указал ему на выход. Мимо со смехом поднимались по лестнице какие-то молодые люди. Один из них вдруг остановился и схватил Хиротаро за рукав.

«Смотрите, это же Хокусай! – закричал он. – К нам пожаловал сам Хокусай! Падите ниц, бездарные европейцы!»

Все остальные засмеялись еще громче, дерзкий юноша начал отбивать перед Хиротаро шутовские поклоны, а тот, вежливо улыбаясь, освободил свой рукав и вышел из полуосвещенного подъезда на улицу.

На следующий день он выяснил, что в этом доме находится художественная академия Коларосси. Любой, кто хотел, мог заплатить здесь определенную сумму и посещать уроки известных мастеров. По вечерам занятия проводил скульптор Аристид Майоль. Учебный зал едва вмещал всех желающих.

Решив, что девушка в розовой шали занимается именно у него, Хиротаро поторопился оплатить уроки за месяц вперед. Сэкономить он решил на еде. В отчете господину Ивая, который он аккуратно отправлял в Нагасаки в конце каждого месяца, об этой новой статье расходов Хиротаро не сообщил.

Ни в первый, ни во второй, ни даже в третий вечер девушка на занятиях не появилась. Студенты косились на странного азиата, который без всякого дела просто сидел в углу и, казалось, даже не слушал мастера. Он бесстрастно смотрел в одну точку прямо перед собой, как будто не хотел видеть расставленные по всему залу скульптурные этюды, а когда в перерывах к нему подходил тот юноша из подъезда и со смехом называл его то Хокусаем, то Буддой, он вежливо улыбался, показывая, что ценит его остроумие, а потом опять замирал в неподвижной позе, сам становясь похожим на чей-то уже совершенно законченный этюд.

В четвертый вечер девушка, которую он ждал, наконец появилась. Она принесла с собой статуэтку, и у Хиротаро, чей взгляд впервые за эти дни сдвинулся с места, перехватило дыхание. Вылепленная незнакомкой фигура была разительно похожа на ту, что господин Китамура когда-то принес его отцу в табачный магазин. Это было точно такое же скульптурное изображение сидящего на корточках мальчика.

«Как называется?» – нахмурился Майоль.

«Внук адмирала», – ответила девушка.

«Лучше бы он стоял… И почему он у вас ревет? Его кто-то обидел?»

Скульптор вертел статуэтку, думая уже о чем-то своем.

«Он плачет от страха».

Хиротаро отчетливо услышал, как у девушки задрожал голос.

«Он испугался».

«Лучше бы вы показали нам то, из-за чего он так испугался. Ваяние – самая репрезентативная форма искусства. В нем нет места тайнам и отражениям».

«Хотите увидеть?» – голос ее неожиданно стал твердым, и в нем отчетливо послышался вызов.

«Хотелось бы».

«Тогда смотрите».

Она быстро прошла к центру аудитории, схватила со стола длинную деревянную указку, вытянула вперед левую руку и что было сил ударила указкой по этой руке.

Все буквально окаменели от неожиданности, а девушка продолжала бить себя до тех пор, пока к ней не подбежали помощники Майоля и не вытолкали ее в коридор. Вернувшись через несколько секунд, они извинились перед мастером, а тот, что держал отнятую у девушки злополучную указку, с почтением положил ее обратно на стол рядом с хмурым Майолем. В следующее мгновение Хиротаро поднялся со своего места, подошел к пожилому скульптору, взял у него из рук статуэтку и, не спрашивая разрешения, быстро вышел из зала.