Десять лет и двадцать дней. Воспоминания главнокомандующего военно-морскими силами Германии. 1935–1945 гг.

Здесь много говорилось о преступном сговоре, в котором участвовали обвиняемые. Это утверждение я рассматриваю как политический догматизм, а догма не может являться доказательством – ее можно или принять, или отвергнуть. Однако широкие массы немцев не поверят, что причиной их несчастий стал именно преступный сговор. Сколько бы политики и юристы ни спорили по этому вопросу, их аргументы только затруднят для немцев усвоение урока, являющегося жизненно важным как для осмысления прошлых событий, так и для планов на будущее. А урок заключается в том, что диктат как политический принцип является ложным.

Именно этот принцип оказался воистину бесценным для всех вооруженных сил мира, по этой причине я верил, что его можно применить и к политической власти, особенно к политической власти Германии, положение которой до прихода к власти нацизма иначе как прискорбным назвать было нельзя. Большой успех, достигнутый новым правительством, и охватившее страну чувство радости, которого здесь не испытывали уже давно, казались достаточным оправданием.

Несмотря на идеализм, честные стремления и бесчисленные жертвы, принесенные немцами, итоговый результат оказался непоправимым несчастьем, а это значит, что основополагающий принцип ошибочен. Ошибочен, поскольку человек не в состоянии правильно использовать силу, данную ему этим принципом, не поддавшись искушению злоупотребить ею.

Узнав в мае 1945 года горькую правду о концентрационных лагерях, я глубоко задумался, что теперь с этим знанием делать.

Как я уже писал, 30 апреля у меня состоялся откровенный разговор с Гиммлером. Более решительный разрыв с ним в то время был невозможен, поскольку под его командованием все еще были сосредоточены мощные силы, которых не было у меня. После оккупации всей территории Германии ситуация изменилась. 6 мая я отстранил Гиммлера от всех занимаемых им постов. Позже, больше узнав о зверствах, творившихся в концлагерях, я пожалел, что оставил его на свободе. Я считал, что это личное дело немцев – разобраться и привлечь к ответу виновных в бесчеловечных деяниях. Шверин фон Крозигк со мной согласился и сразу же передал на согласование указ о рассмотрении этого дела в Верховном суде Германии. Указ я направил Эйзенхауэру, сопроводив его просьбой о том, чтобы Верховный суд Германии был объявлен компетентным для выполнения этой задачи. В беседе с послом Мерфи я обратил его внимание на эту проблему и попросил поддержки. Мерфи пообещал сделать все, что сможет, но на этом дело заглохло.

В начале мае меня занимали мысли не только о капитуляции, но и о формировании правительства для приведения в порядок дел. С самого начала было очевидно, что мне потребуется советник по внешнеполитическим вопросам. В плане же дел внутренних будущее немецкого народа представлялось мне темным – пока, во всяком случае, просвета я не видел. Как мы сумеем предотвратить голод сейчас, когда наши восточные провинции потеряны, а остальная часть страны поделена между державами-победительницами? Возможно ли будет обеспечить равное распределение продовольствия, когда речь пойдет о различных регионах? Как восстановить разрушенную связь и промышленность? Откуда начать решать проблему размещения людей? Что будет с нашей финансовой системой и курсом национальной валюты? Что мы можем сделать, чтобы помочь беженцам? Как влить несколько миллионов людей из восточных провинций дополнительно в общество и экономику Западной Германии, которая и без того изрядна перенаселена?

Я отлично осознавал, что эти проблемы касаются немецкого народа в целом, а значит, требуют решения, которое будет законным во всех четырех зонах. По этой причине было очень важно создать в рамках центрального правительства государственные департаменты. Также представлялось чрезвычайно важным собрать наших лучших специалистов в различных областях, чтобы предложить сотрудничество оккупационным властям. В качестве первоочередной меры мы должны были обеспечить немецкому народу условия для выживания.

В результате длительных размышлений я утвердился в мысли, что нам необходимо некое временное центральное правительство. Мысли обрели более конкретную форму после обсуждения с графом Шверин фон Крозигком. Помимо выполнения обязанностей министра иностранных дел и министра финансов, именно он сформировал столь необходимое временное правительство и председательствовал на заседаниях кабинета. И хотя выбирать приходилось только из людей, которые находились на севере Германии, он все-таки сумел создать вполне работоспособный кабинет. Его состав был следующим:

за общие организационные вопросы, а также работу министерства иностранных дел и министерства финансов отвечал граф Шверин фон Крозигк,

министром внутренних дел и культуры стал доктор Штуккарт,

министром промышленности и производства – Шпеер, министром продовольствия, сельского хозяйства и лесов – Бакке,

министром труда и социальных вопросов – доктор Зельдте,