Десять лет на острие бритвы

— Вы ничего не делаете в отношении улучшения бытовых условий, прохлопали дом. За что вам только деньги платят? — И внес предложение вынести мне выговор за неудовлетворительную работу отдела, за пренебрежение к бытовым делам.

В это время появился Завенягин и, услышав предложение Ломинадзе, взял слово для справки.

— Я не так давно получил заключение комиссии Коминтерна, знакомившейся с работой отдела, и в ней работа отдела признана вполне удовлетворительной. Рекомендовано другим стройкам широко использовать его опыт. Так за что же будем выносить выговор Конаржевскому? Это будет несправедливо.

Ломинадзе согласился с этим, но настоял на том, чтобы мне в решении было указано за недостаточное внимание бытовым вопросам. На этом инцидент был исчерпан, но мое уважение к нему ни на одну каплю не изменилось.

1 декабря 1934 года злодейски был убит Сергей Миронович Киров. На срочно созванном партактиве Ломинадзе было не узнать, так глубоко и болезненно он переживал смерть С. М. Кирова.

Недели через две его вызвали в Москву. По возвращении он собрал актив, на котором рассказал, зачем был вызван в Москву к Сталину, который интересовался его отношениями с Шацким и тем, продолжалась ли его дружба с ним. Сталин остался, якобы, доволен его объяснениями и даже предложил ему возглавить намечавшуюся поездку первой промышленной делегации в США. Ломинадзе был весел и доволен итогами встречи со Сталиным.

Прошло после актива не так много дней, как вдруг мне на плотину звонит Глейзер:

— Анатолий! Несколько часов тому назад застрелился Ломинадзе…

Что произошло? Как это могло случиться? Часа в три Ломинадзе заглянул к Глейзеру, как бы между прочим, спросил у него, нет ли у того револьвера, т. к. свой забыл, а надо ехать в совхоз. Постоял еще немного в странной задумчивости и решительно вышел. Рассказывал шофер: машина проехала от Магнитки километров 20, Ломинадзе велел остановиться, выбрался на дорогу, отошел в сторону, достал пистолет и спичечную коробку, положил ее на снег, отступил на несколько шагов и, прицелившись, выстрелил. Выстрел был точным. Виссарион Виссарионович обернулся к шоферу и сказал:

— Вот видишь, я еще не разучился стрелять. Ну а теперь поехали!

Машина покатила дальше, побежали километры. Внезапно шофер услышал какой-то треск. Решив, что лопнула камера, он остановился, осмотрел ее. Нет, все четыре колеса были целыми.

Садясь за руль, взглянул на Ломиназде: тот весь бледный сидел, привалившись к углу машины.

— Что с Вами? — воскликнул в испуге шофер и услышал:

— Скорее вези домой.

Машина помчалась на самой большой скорости. Треск, принятый водителем как звук лопнувшей камеры, был выстрелом под шубой. Ломинадзе стрелял себе в сердце, но от толчка машины рука дрогнула в момент выстрела, пуля прошла рядом с сердцем. И все же организм его не выдержал, врачи не смогли спасти Виссариона Виссарионовича Ломинадзе, большевика, ленинца, одного из видных работников партии, соратника Кирова, Орджоникидзе. Но, очевидно, для него такой исход был лучше, чем возможные мучительные пытки и расстрел своими же «товарищами по партии».

Причина самоубийства, как говорили тогда в партийных кругах, заключалась в том, что Сталину, якобы, стало известно о посещении Ломинадзе Каменева перед отъездом из Москвы и Сталин был этим крайне возмущен. Кто-то из друзей Ломинадзе по телефону сообщил о сложившейся ситуации, и он, зная жестокость Сталина, его нетерпимость и беспощадность, понял, что ему больше не жить. Подтвердилась характеристика, данная им однажды Сталину: «Это Робеспьер, он нас зарежет!» Его предсмертные слова: «Лучше смерть, чем арест именем Советской власти».

В последний путь провожали Виссариона Виссарионовича Ломинадзе только самые близкие люди, впоследствии все они за это серьезно пострадали, а могила Ломинадзе была потом сравнена с землей…

А эшелон все шел и шел. Нудно стучали на стыках рельс колеса. Куда они меня забросят? В какую даль или глушь? Где будет конец их бегу? Возникший в памяти без всякой логической связи эпизод в бильярдной и образ Вассо Ломинадзе вызвал целый калейдоскоп воспоминаний об этом большом человеке. Картина самоубийства, как живая, несколько минут стоявшая перед моими глазами, невольно наводила на мысль, а не пойти ли и мне по этому пути? Только подумать! 10 лет быть изгоем общества! А потом что? Недоверчивые взгляды одних, сочувственные — других, опасливые — третьих.

Встретятся и такие люди, которые будут думать: «А, наверное, дыма без огня не бывает. Просто так получить 10 лет нельзя».

На душе безысходная тоска. Встряхнул головой несколько раз и сказал самому себе: «Ты что распустил нюни, надо верить, только верить, что восторжествует правда. Ведь ты коммунист, обязан верить, что вся эта накипь обязательно всплывет, она дойдет до Сталина. А пока спать, Анатошка» (так меня в 1929 году иногда называл А. Е. Бадаев, возглавлявший в то время ЛСПО, старый большевик, бывший член Государственной думы).

Наступил 47 или 48 день пути в неизвестность. На одной из очередных остановок открылась дверь нашей теплушки и раздалась команда: