Я намеренно отказался от публичных комментариев ситуации с правительством. Копаться в раскладе кланов и клик, ведущих нескончаемую войну за убывающие ресурсы России, — занятие неприглядное и бессмысленное. Ясно одно: сейчас все мы являемся свидетелями и участниками последней фазы агонии. Но агонии — чего? Какой системе приходит конец? Можно ли связывать эту систему с именем Ельцина?
У меня большие сомнения на этот счет. Система по определению должна представлять собой нечто устойчивое. Если нет стабильности хотя бы на некоторое время, то нет и системы. Давайте попробуем вспомнить, было ли за весь период правления Ельцина создано хоть что-то устойчивое.
В начале 1998 года могло показаться, что какие-то элементы стабильности присутствуют в российской политической системе, обусловленной ельцинской Кон ституцией. Сегодня, после того как менее чем за полтора года сменилось третье правительство, уже для всех очевидно: Конституция, не содержащая в себе никаких противовесов президентскому самодурству, не может быть источником стабильности. Скорее наоборот.
В начале августа того же 1998 года еще могло сохраняться впечатление, что в России появился стабильный рубль — основа будущего экономического роста. 17 августа не оставило от этих иллюзий камня на камне. А тех граждан, которые основали на этой иллюзии доверие к банкам, еще и больно наказало.
Какое социальное или экономическое явление, институт можно записать в актив достижений ельцинского периода? В заслугу президенту ставят то, что он не уничтожал и не преследовал политических оппонентов. В России любой за это скажет спасибо. Но этим не занимался уже Горбачев. При Горбачеве же появилась свобода слова, пал “железный занавес”. Кстати, при Ельцине о свободе прессы можно говорить весьма условно: закабаление СМИ финансовыми группировками — явление ельцинского периода.
Появился какой-то прообраз многопартийной системы. Это действительно можно считать достижением. Но оно в любой момент может быть разрушено, если будет исполнена угроза отменить выборы по партийным спискам.
Законодательно оформился институт местного самоуправления: но тут же федеральная власть обрекла его на вымирание, ликвидировав местные налоги.
Все, что в какой-то момент могло считаться достижением ельцинского периода — стабильный рубль, банковская система, зарождающийся средний класс, — оказалось мыльными пузырями и лопнуло в одночасье. Значит ли это, что новая власть должна начинать все с начала? Нет. С начала не получится — по многим параметрам страна отброшена назад по сравнению с 1991 годом.
Вот только некоторые, наиболее очевидные свидетельства. С 1990 по 1998 годы ВВП России сократился почти в 2 раза, доля валового накопления в ВВП — в 1,5, инвестиции в основной капитал — в 4 раза. Ввод в действие жилья сократился с 49,4 млн кв. м в 1991 году до 30,3 млн кв. м. в 1998. Такой красноречивый показатель как отношение средней зарплаты к прожиточному минимуму изменился с 3, 16 в 1992 году до 1,48 — в I квартале 1999 года. Ожидаемая продолжительность жизни снизилась с 69 лет в 1991 году до 66 лет в 1998 (у мужчин — с 63 до 60).
Возьмем такую экономическую и одновременно социальную силу, которой в любой капиталистической стране является малое предпринимательство. Ведь он и основа среднего класса, и питательная среда для развития нормального рынка. Так вот, наиболее благоприятные условия для малого бизнеса существовали накануне гайдаро-чубайсовских реформ и этими последними были уничтожены. Сначала гиперинфляция 1992 года разорила тех первых предпринимателей, которые поднялись на волне кооперативного движения 80-х годов. Затем приватизация породила такую обстановку, при которой собственность приобреталась не теми, кто мог ее
Результат известен. Те отрасли экономики, которые позволили протянуть лишние 15 лет Советскому Союзу с его чудовищно затратной экономикой, сегодня стали источником сверхдоходов нескольких тысяч человек. Именно они сегодня, разделившись на клики и кланы, пребывают в бесконечной борьбе за место у государственного руля.