Десять лет спустя

Час спустя, «остограммившийся» Ульянов, молодой и окрыленный, размахивая букетом, бодро шагал по Невскому проспекту. Он направлялся на Николаевскую, в ту самую квартиру, в которой проснулся нынче утром и где собирался искать теперь любовь другой женщины.

* * *

Оставшись наконец один, полковник Бздилевич призадумался.

Гришкины слова походили на правду. С чего бы он стал врать? Выходит, Гришка — настоящий друг. А он-то, неблагодарный, еще подозревал, что Шурочка обманывает его с Гришкой! Не похоже на то. Тогда с кем же? Орлова-мерзавца удавили; кто же теперь? Гришка фамилию не назвал. Впрочем, может и впрямь не знает. Придется пойти самому посмотреть. И ведь не стесняется шлюха показываться с хахалем в «Корнере»!

«Теперь понятно, почему она не позволяет мне появляться в городе! — сообразил Бздилевич. — Опасно, видите ли… Вот сука!»

Полковник давно уже не осмеливался показываться на улицах Санкт-Петербурга. Он томился во дворце и презирал себя за то, что скучает по родному городу, безвылазно сидя в самом его сердце. Теперь ему казалось, что эти страхи умышленно разжигает в нем неверная супруга.

«В моем городе не может быть опасно!» — подумал император, и ему вдруг захотелось незамедлительно в этом убедиться.

Он взглянул на часы — было шесть вечера — и подошел к окну.

Небо было черное и ясное, с мириадом звезд и полной луной; темная громада Петропавловской крепости величественно покоилась на противоположном берегу Невы, а слева, в свете фонарей величественно изгибался самой красивой в мире дугой Дворцовый мост.

Император задрожал от сладостного нетерпения и принялся торопливо одеваться.

* * *

… Ульянов был ошеломлен. Удар оказался неожиданным, и требовалось какое-то время, чтобы его по-настоящему ощутить. В первую минуту Ульянов даже не успел расстроиться.

— У вас уже есть жена и любовница, г-н Ульянов, — продолжала Анжелика. — В вашем возрасте пора уже несколько умерить пыл.

«Теперь даже оставаться в этой квартире неудобно, — подумал Ульянов. — Надо забирать вещи и сматываться».

— Благодарю вас за роскошный букет, г-н Ульянов, — смягчилась Анжелика. — Вы ужасный дон Жуан, но настоящий джентльмен, должна отдать вам должное.

«Следует оставаться джентльменом до конца», — подумал Ульянов.

— Вы, по-моему, куда-то собирались, Анжелика. Позвольте мне вас проводить.

— Вы можете проводить меня только до извозчика. Дальше вам нельзя — я еду на Шпалерную.

— Разве к Льву Абрамовичу уже пускают? — удивился Ульянов.

— Пока нет, — тяжело вздохнула Анжелика, — но все равно надо ехать. Может что-нибудь разузнаю.

— Подождите, пожалуйста, я возьму с собой чемодан, — сказал Ульянов.

— Думаю переехать в гостиницу.

— Как знаете, — просто ответила Анжелика.

Они остановили извозчика на углу Невского и Николаевской.

— Прощайте, Анжелика, — с чувством сказал Ульянов.

— До свидания, г-н Ульянов, — ответила Анжелика. — Всего вам доброго. Мне бы хотелось, чтобы вы стали немного похожи на Льва Абрамовича.

«Есть в каждой женщине какая-то загадка, — подумал Ульянов. — Дался же ей этот Каскад!»

— Сейчас трудное время, Анжелика. Вы не боитесь показываться на Шпалерной и хлопотать там о политическом?

— Боюсь, — просто ответила Анжелика, — но что делать?

Ульянов почувствовал, что краснеет. Неужели еще не разучился?

Потом он вспомнил, что вот также десять лет назад его навещала в тюрьме Надя. Впрочем, тогда это было не столь опасно. Ему вдруг тоже захотелось поехать на Шпалерную, хотя он и понимал, что это будет безрассудный шаг. Додумать эту мысль он не успел: Анжелика села в карету и захлопнула за собой дверцу.

Ульянов еще долго смотрел вслед удаляющейся карете и думал, что природа ошиблась, сделав эту девушку простой служанкой.

Владимир Ульянов несомненно принадлежал к той категории людей, вся философия которых представляет собой некий иллюзорный мир, но в отличие от большинства подобных индивидуумов он не оставался подолгу в плену одних и тех же иллюзий. Едва карета свернула за угол, Ульянов поднял свой чемодан и направился в ближайшую рюмочную.

* * *

Узурпатор уже битый час разгуливал по городу, и никто не обращал на него ни малейшего внимания.

Вечер выдался прекрасный — ясный и морозный. Такие дни редко случаются в Петербурге в декабре. Неудивительно, что горожане в изобилии высыпали на улицы, чтобы пошуметь, попьянствовать, поприставать к девкам, а при случае и набить кому-нибудь морду — словом, как следует прорепетировать предстоявшие рождественские празднества. Обстановка в городе не выглядела особо напряженной: после жестокого подавления московского восстания революция в стране пошла на убыль, а что до бесчисленных жертв среди московских рабочих, то петербуржцам по обыкновению не было до этого дела.

Император шел по хорошо освещенным улицам, но никто его не узнавал. Если поначалу он боялся, что его признают, то теперь его раздражало всеобщее невнимание. «Проклятые холопы,

— думал полковник, — хозяина не узнают!» На Марсовом поле два пьяных подростка встретили его вопросом:

— Папаша, закурить не найдется?