Читаем Десять лет в изгнании полностью

Русские, обитающие в Петербурге, имеют вид южного народа, который осужден жить на севере и изо всех сил борется с климатом, не согласным с его природой. Жители Севера, как правило, большие домоседы и опасаются холода именно потому, что сталкиваются с ним постоянно. Напротив, русским простолюдинам подобные привычки чужды; зимой кучера безропотно ожидают господ возле подъезда по двенадцать часов; они укладываются на снег под каретой, перенося таким образом обыкновения неаполитанских лаццарони на шестидесятую параллель.743 Они засыпают на ступеньках лестницы, точь-в-точь как немцы на своих перинах; порой им случается даже вздремнуть стоя, прислонившись к стене. То вялые, то дерзкие, они то спят беспробудным сном, то предаются лихорадочной деятельности. Иные из них напиваются допьяна, чем отличаются от народов Юга, вообще весьма воздержанных;744 впрочем, в военное время русские тоже способны на воздержание, каковому предаются с постоянством почти невероятным. Народ этот, весь составленный из контрастов, с неслыханной решимостью бросается в бой против природы или вражеских полчищ. В час испытаний русские всегда выказывают терпение и твердость, однако в жизни обыкновенной они — само непостоянство. Они не способны долго восхищаться одними и теми же людьми, одними и теми же повелителями; неизменность чувств и суждений есть плод повседневных спокойных размышлений, русские же, как все народы, существующие под властью деспотической, более склонны к притворству, нежели к раздумьям. На свой лад к жителям Юга близки вкусами и вельможи. Надобно видеть загородные дома, выстроенные ими на острове посреди Невы, едва ли не внутри городской черты. Жилища эти украшены южными растениями; в комнатах стоят азиатские диваны и курятся восточные благовония. В огромных теплицах с рукотворным климатом зреют фрукты — детища самых разных стран. Летнею порою русские вельможи стараются не упустить ни единого луча солнца, которое вот-вот их покинет; они радуются ему как другу, чьим обществом наслаждались некогда в краю более счастливом.

Напротив дома, где я жила в Петербурге,745 высится памятник Петру I; император изображен на коне, он поднимается на крутой утес, а змеи, вьющиеся под ногами у коня, стремятся остановить его бег. Змеи, по правде говоря, понадобились скульптору для того, чтобы дать опору исполинской фигуре конного монарха, однако мысль эта не слишком удачна: на самом деле государю следует опасаться вовсе не зависти; не страшны ему и низкопоклонники; что же касается Петра I, то ему в течение всей его жизни угрожали только русские, тосковавшие по древним обычаям своей страны.746 Впрочем, восхищение, которое питают к Петру в России до сих пор, доказывает, что он сделал ей много добра, ибо через сто лет после смерти деспотам не льстят.747 На пьедестале статуи написано: «Петру Первому Екатерина Вторая». Надпись простая, но гордая и, главное, справедливая. Два исполина научили русских гордиться собой, а внушить нации, что она непобедима, значит сделать ее такой, по крайней мере в родных стенах, ибо завоевание есть случайность, зависящая, возможно, более от ошибок побежденных, нежели от гения победителей.

На следующий день после приезда в Петербург я отправилась на обед к одному из самых почтенных здешних негоциантов;748 человек этот гостеприимен по-русски, иначе говоря, он вывешивает на крыше своего дома флаг, извещающий об обеде, и этого приглашения довольно для всех его друзей и для друзей его друзей.749 Обедали мы на вольном воздухе; хозяин дома спешил насладиться последними днями здешнего жалкого лета, так непохожего на то, что называют летом на юге Европы. Сад имеет вид весьма приятный, деревья и цветы радуют взор, однако отойдите на два шага от его ограды, и вы снова окажетесь либо в пустыне, либо в болоте. Природа в окрестностях Петербурга — заклятый враг человека; стоит на мгновение прекратить борьбу с нею, как она немедленно вновь вступает в свои права.

На следующее утро я побывала в Казанской церкви,750 построенной при Павле I по образцу собора Святого Петра в Риме. Внутренность церкви, украшенной множеством гранитных колонн, прекрасна, однако само здание производит впечатление тягостное именно потому, что напоминает собор Святого Петра, но отличается от него тем сильнее, чем больше создатель его стремился подражать римскому оригиналу. Невозможно построить за два года то, на что у величайших мастеров ушло полтора столетия. Русские желали бы своей стремительностью победить не только пространство, но и время, однако время сберегает лишь то, что на нем же и зиждется, а изящные искусства не меньше вдохновения, кажущегося главным их источником, нуждаются в мысли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитостей мира моды
100 знаменитостей мира моды

«Мода, – как остроумно заметил Бернард Шоу, – это управляемая эпидемия». И люди, которые ею управляют, несомненно столь же знамениты, как и их творения.Эта книга предоставляет читателю уникальную возможность познакомиться с жизнью и деятельностью 100 самых прославленных кутюрье (Джорджио Армани, Пако Рабанн, Джанни Версаче, Михаил Воронин, Слава Зайцев, Виктория Гресь, Валентин Юдашкин, Кристиан Диор), стилистов и дизайнеров (Алекс Габани, Сергей Зверев, Серж Лютен, Александр Шевчук, Руди Гернрайх), парфюмеров и косметологов (Жан-Пьер Герлен, Кензо Такада, Эсте и Эрин Лаудер, Макс Фактор), топ-моделей (Ева Герцигова, Ирина Дмитракова, Линда Евангелиста, Наоми Кэмпбелл, Александра Николаенко, Синди Кроуфорд, Наталья Водянова, Клаудиа Шиффер). Все эти создатели рукотворной красоты влияют не только на наш внешний облик и настроение, но и определяют наши манеры поведения, стиль жизни, а порой и мировоззрение.

Валентина Марковна Скляренко , Ирина Александровна Колозинская , Наталья Игоревна Вологжина , Ольга Ярополковна Исаенко

Биографии и Мемуары / Документальное