Десять мужчин

— Значит, успеем развлечься. — Я снова поцеловала его в шею.

— Горю желанием осмотреть оригинальную часть дома, ту, что датируется шестнадцатым веком. И почему хозяину вздумалось затолкать нас в эту чудовищную спальню в пристройке?

— А он назвал меня интернациональной девушкой! — Я расстегнула рубашку Девственника и прижалась губами к его груди.

— Интернациональной шлюхой было бы точнее.

— Что?

— Шучу, дорогая.

— Не смешно.

— Бог мой. У нас проблемы с юмором.

Намеками на мой чересчур богатый сексуальный опыт Девственник пытался маскировать собственное чувство неполноценности, но я упорно не желала воспринимать его остроты по этому поводу.

— Я всего лишь пошутил, — настаивал он. — Мы должны уметь смеяться вместе. Это чрезвычайно важно для пары.

Разумеется, он был прав, однако в те выходные поводов для смеха почти не нашлось, и не только потому, что меня взбесила его реплика в мой адрес, но и из-за поведения Девственника. Куда бы мы ни отправились, он утыкался носом в блокнот: фиксировал расположение осветительных и прочих приборов, отмечал наличие или — не дай бог — отсутствие мыла и текстуру ткани наволочек, перечислял поставщиков джема, хлеба, свечей, постельного белья и даже фирменной писчей бумаги гостиницы; до минуты подсчитывал скорость обслуживания номеров и прикидывал, насколько расторопность хорошеньких официанток соответствует их прелестям. Список длился бесконечно, поскольку взглядом Девственник обладал острым и критическим, но чем ближе маячил конец выходных, тем более склонен был Девственник обращать этот самый взгляд на меня. В результате обиды множились у обеих сторон, но меня даже это не отпугнуло. Скажу больше: на обратном пути из Корнуолла я обнаружила, что вот-вот познакомлюсь с Родителями. Еще одна ошибка.

Дорога к Лондону вела через Уилтшир, родное графство Девственника.

— Позвоню им, пожалуй. — Он выудил из кармана мобильник.

— Кому?

— Маме и папе. Они живут поблизости, — отозвался он, тыча в кнопки телефона. — Привет, мам. Нет. Я, собственно, рядом. Как раз собирался заглянуть. Насчет ужина не переживай. Сосиски? Великолепно. Ах да, мам… я не один. Хочу кое с кем тебя познакомить. Сосисок хватит, она их не ест. Вегетарианка. Из меню многое исключено, в том числе и масло. — Он хохотнул. — Ну, пока. — И вновь обратился ко мне: — Гладко прошло. Боюсь, на ужин у нас сосиски. Зато домашние и вкуснейшие на свете, поверь мне.

Юбка меня волновала куда больше сосисок.

— А что не так с юбкой? — поинтересовался Девственник.

— Очень короткая.

— Именно.

— Может, переодеться во что-нибудь более подходящее?

— Нет ничего более подходящего, чем твои ноги в сочетании с этой юбкой.

Я сосредоточилась на дороге, и мы в молчании ехали мимо старомодных, изящных деревенек и вспаханных полей, пока Девственник не велел свернуть с шоссе.

— Почти приехали. Но ты не волнуйся. Крайне важно, чтобы ты не волновалась.

Для меня церемония была не нова, я и не думала волноваться, в то время как Девственник буквально взмок. Он уже приводил домой девушек — сокурсниц из университета, близких знакомых, — но никого Особенного.

— По-моему, это ты волнуешься, — невозмутимо сказала я.

— Со мной все в порядке.

* * *

Створки ворот, каждая в пять железных прутьев, были открыты; под колесами зашуршал гравий подъездной дорожки. Мы обогнули дом и затормозили у клумбы с розами. Стоял конец сентября. Дождя уже с неделю не было, в воздухе разливался дивный аромат. Здание оказалось георгианским, как я и ожидала, однако существенно меньше и скромнее, чем мне расписывали. Его строгую простоту компенсировали английский садик и великолепные деревья вокруг.

В предвкушении события, которого ждали много лет, Родители объявились прежде, чем мы вылезли из машины. Младшее дитя привезло в дом девушку, и их ожидания вознеслись почти так же высоко, как подол моей джинсовой мини-юбки. (К слову сказать, мини было не лучшей идеей, что я ощутила моментально, аккуратно выбираясь с водительского сиденья и пытаясь натянуть край юбки на колени — надежда умирает последней.)

Мать протянула руку. Узкий рот, широкая юбка, красный кардиган, мазок неоново-розовой помады. Губы оцепенели в ледяной улыбке. Мне подумалось, что она приняла решение невзлюбить меня еще до того, как наши ладони встретились. Ее супруг пока колебался, любезно морща губы и пряча блеск в глазах. Отец, как и наследник, был в летней униформе: белые хлопчатобумажные брюки и легкий джемпер цвета беж — классика мужской моды точнехонько из пьесы Ноэля Коуарда. И в точности по Коуарду все мы были кошмарно вежливы.

Покончив с рукопожатиями и первыми оценками, мы на миг замерли, не совсем представляя, что делать дальше. Инициативу вновь проявила Мама.

— А не прогуляться ли вам двоим по саду? — предложила она, обратив взор на мужа. После чего повернулась к сыну: — Я бы не отказалась от помощи с чаем, дорогой.

Мы с Папой в молчании двинулись через вытянутую лужайку, наметив себе целью ряд высоких деревьев. Мой спутник не пытался ни кавалера из себя изображать, ни беседу навязывать, и я была ему благодарна.