Десять плюс один

– Однажды я спросил его, доволен ли он своей нынешней работой. Я сразу сказал, что, если ответ будет отрицательным, я готов предложить ему место у себя. Мы обсудили все детали, и он перешел ко мне. На ту же должность – заведующий отделом сбыта. Все это произошло пятнадцать лет назад. А сегодня… точнее, в тот день, когда он погиб, он уже был вице-президентом.

– Мистер Эттерман, что вас заставило предложить ему место?

– Как я вам уже сказал в самом начале, он мне сразу понравился. Кроме того… – Людвиг, замолчав, покачал головой. – Впрочем, ладно, это не имеет значения…

– Вы о чем, сэр? – чуть нахмурился Карелла.

– Понимаете… – Эттерман снова покачал головой. – Видите ли, джентльмены, я потерял сына. Он погиб на войне.

– Простите, – опустил взгляд Стивен.

– Чего уж… Дело давнее, надо жить дальше… Точно? – На лице Людвига мелькнула грустная улыбка. – Мой сын был летчиком. Служил на бомбардировщике. Его сбили во время налета на Швайнфурт. – Он помолчал. – Тринадцатого апреля сорок четвертого года. Там был завод шарикоподшипников.

В комнате повисла тишина.

– Наша семья родом из маленького городка, неподалеку от Швайнфурта. Согласитесь, господа, жизнь порой выкидывает странные фортели. Я немец, родился под Швайнфуртом, а мой сын, американец, гибнет в небе над Швайнфуртом. – Он покачал головой. – Поразительно, просто поразительно.

Снова воцарилось молчание.

– Мистер Эттерман, – Карелла прокашлялся, – скажите, пожалуйста, что Энтони Форрест был за человек? Он хорошо ладил с вашими сотрудниками? Он…

– Он был замечательным человеком, – с жаром промолвил Людвиг, – другого такого я не встре-чал. Его все любили. Наверное, его убил какой-то маньяк, – предположил он, – ничего иного я просто не могу предположить.

– Мистер Эттерман, он уходил с работы в одно и то же время?

– Мы закрываемся в пять, – ответил Людвиг. – После этого мы с Тони обычно еще беседовали минут пятнадцать. Да, я бы сказал, что он обычно выходил из здания в промежутке между пятью пятнадцатью и половиной шестого.

– А с женой у него были хорошие отношения?

– Тони и Клара были счастливы в браке, – уверенно ответил Людвиг.

– А что вы скажете о детях? – спросил Карелла. – Если я не ошибаюсь, его дочке девятнадцать, а сыновьям примерно пятнадцать?

– Совершенно верно.

– Проблемы у них были?

– Что вы имеете в виду? – не понял Эттерман.

– У детей были какие-нибудь проблемы? Любого плана, – повторил вопрос Карелла.

– О чем вы? Я вас не понимаю, – искренне произнес Людвиг.

– Приводы в полицию, конфликты с другими детьми, – принялся перечислять детектив. – Может, они попадали в дурные компании… Что-нибудь такое было?

– У Тони прекрасные дети, – промолвил Эттерман. – Синтия окончила школу с золотой медалью, получила именную стипендию в университете. Мальчики тоже делают большие успехи в учебе. Один состоит в школьной сборной по бейсболу, а второй в дискуссионном клубе. Нет, никаких проблем у детей Тони не было.

– Мистер Эттерман, вам известны какие-нибудь подробности о военной службе мистера Форреста? – поинтересовался Карелла. – Убийца прекрасно владеет винтовкой, поэтому мы не можем исключать, что он бывший военный. Ну а поскольку мистер Форрест служил в армии…

– Сразу скажу, об этом я практически ничего не знаю, – признался Людвиг. – Однако я не сомневаюсь, что он был прекрасным офицером.

– Может, он когда-нибудь упоминал о конфликтах с подчиненными или сослуживцами, которые могли…

– Джентльмены, – Людвиг внимательно посмотрел на детективов, – он служил в армии во время войны. Но война закончилась много лет назад. Неужели вы думаете, что кто-то на него столько лет точил зуб?

– Все может быть, – ответил Карелла. – Мы рассматриваем все варианты, сэр.

– Я убежден, что это был маньяк, – с уверенностью сказал Эттерман. – Кто же еще?

– Надеюсь, сэр, вы ошибаетесь, – промолвил Стивен.

Детективы встали и поблагодарили президента корпорации за уделенное им время.

– В обществе немцев я всегда себя чувствую странно, – признался Мейер, когда детективы вышли на улицу.

– Я заметил, – кивнул Карелла.

– Что, правда? – поднял на него глаза Мейер. – Неужели это настолько бросается в глаза? Я что, сидел как мышь?

– Ты не проронил ни слова.