Десять покушений на Ленина. Отравленные пули

Первая группа подсудимых избрала А.Р.Гоца тюремным старостой. Еще во время предварительного следствия он попытался лишить Г.И.Семенова его опоры — боевиков. Воспользовавшись тюремным "телеграфом” он отстучал по отопительной трубе в соседнюю камеру: "Я — Гоц. Кто вы?" Ему тотчас ответили: "С вами разговаривает Кононов". Гоц обрадовался Сергею Кононову. Старый член ПСР, рабочий-литейщик. Он организовал после Февральской революции в Петрограде первую боевую дружину эсеров. Гоц знал Кононова лично и потому стучал и стучал по трубе. Кононову поступали все новые и новые вопросы, а главное — указания. Гоц верил, что они будут выполнены, как выполнялись прежде, точно и безоговорочно, но он обманулся в своих надеждах. Переговаривался с ним, как оказалось, не Кононов, а Константин Усов, который 6 мая 1922 года сообщал следователю:

"Гоц задал мне ряд вопросов: "Кто следователь? Как мы держимся на следствии?" Я ответил. Тогда он спросил, что мы показывали на предварительном следствии и рекомендовал от дачи показаний на суде отказываться, так как от них отказались цекисты. Я ответил, что мы показали все, что делали и отказываться считаем ненужным. Семенов все равно все знает".

Утром Усов опять говорил с Гоцем, который сообщил, что на съезде трех Интернационалов состоялось соглашение, по которому смертных приговоров на суде не будет… На процессе следует помнить, что интересы партии превыше всего… Все должны показывать, что дружина была создана только для защиты Учредительного собрания, а не для "эксов" и террора.

1-го мая разговор произошел через окна. Гоц снова агитировал боевиков за отказ от дачи показаний на суде…

Гоц поступил опрометчиво. Позднее, пытаясь откреститься от подстрекательства, он кричал со скамьи подсудимых:

— Мы докажем, что на этих скамьях слева от нас сидят предатели! Абраму Гоцу ответил Григорий Семенов:

— В предательстве можно обвинить весь народ России, который пошел за большевиками. Мы в этом смысле тоже предатели — пошли вместе с народом за большевиками. Мы предали партию контрреволюции во имя партии подлинной революции. Во имя той народной власти, которую безуспешно пытались сокрушить ПСР со всеми врагами Советов.

Гоц выработал на суде особую линию поведения. Говорил редко и скупо, лишь в тех случаях, когда надо было спасать "чистые ризы" эсеров. Спрашивали — отвечал. Тщательно обдумывал каждое слово. Ревтрибунал — не исповедь, и каждый "лишний" факт дополнительным грузом ложился на весы фемиды. Больше отмалчивался. Говорил полуправду, намекал на тождественность действий ПСР и РКП/б/ в революции.

Большие надежды Гоц возлагал на бывшего адвоката Михаила Гендельмана. Тот хорошо знал юриспруденцию, слыл ловким словоблудом и крючкотвором. В его задачу входило всячески доказывать неправомочность суда над эсерами, особенно над членами ЦК ПСР. С политиками можно только полемизировать, но отнюдь не сажать их за решетку.

По заранее тщательно разработанному сценарию Гендельману вменялось также психологическое воздействие на членов Верховного Трибунала: нервировать, дергать, задавать как можно больше вопросов. Всячески тормозить и затягивать процесс.

Гендельман оказался неистощимым на юридическое "творчество". Пополнял разработанный "сценарий" различными "экспромтами", которые вызывали возмущение не только у состава суда и сидящих в зале, но даже и у части подсудимых первой группы.

Второй фигурой в этой группе подсудимых считался член ЦК ПСР Е.М.Тимофеев, умудрившийся сохранить элегантность даже в тюрьме. На протяжении последних четырех лет он ведал в партии эсеров "иностранными делами". Осуществлял периодические и постоянные контакты с союзными посольствами. Тимофеев считал себя теоретиком революции и на процессе пытался играть роль идейного наставника подсудимых. Старался не упустить ни одной возможности для проповеди ненависти к Советской власти.

Рядом с Тимофеевым сидел член ЦК ПСР Дмитрий Дмитриевич Донской. Стремясь подражать Михаилу Гендельману, он волей-неволей выглядел наивно, а иной раз и карикатурно. Обладая многими сокровенными тайнами ЦК ПСР, он вконец изолгался и растерянно лепетал: "Не знаю" "Не слышал", "Не помню".

Бывший "министр" Самарской Учредилки Веденяпин, как человек прямой и откровенный, нередко называл вещи своими именами и не всегда одобрял высказывания и действия своих соседей по скамье подсудимых. Он нес ответственность за многие преступления партии эсеров, хотя сам в них и не принимал участия.

На скамье подсудимых первой группы находились две женщины: Евгения Ратнер-Элькинд и Елена Иванова-Иранова.

Евгения Ратнер долго работала казначеем ЦК ПСР. Должность весьма престижная и завидная, предназначенная для особо доверенных, фанатично преданных догмам и постулатам партии социалистов-революционеров.

На скамье подсудимых находился и ее брат Григорий, но он оказался по другую сторону баррикад — во второй группе подсудимых, да еще и в лидерах. Выступал на заседаниях Трибунала доказательно и напористо, что выдержки Евгении хватало ненадолго: она вступала с братом в открытую конфронтацию.