Десять покушений на Ленина. Отравленные пули

Трудно сходившаяся с людьми, ослепшая каторжанка прониклась к Тарасовой симпатией и уважением. Безропотно принимала от нее поддержку и помощь. Рассказала о своей террористической работе в киевской полуанархистской, полуэсеровской организации. Жалела, что так и не встретилась с Гершуни — создателем и диктатором боевой организации ПСР. Ведь это по его планам и указаниям она принимала участие в подготовке покушения на генерала Клейгельса в Киеве. И не могла смириться в тем, что не успела совершить на воле ничего героического во имя революции и народовластия. Вечная каторга убивала здоровье, надежду на освобождение, на светлую и радостную жизнь.

Каплан ослепла не раньше и не позже — 9 января, в четвертую годовщину "кровавого воскресения". Она и прежде теряла зрение, но не надолго — на два-три дня. На этот раз ее прозрение длилось почти три года. Тюремные врачи потерю зрения Фаней Каплан связывали с резкими головными болями, которыми она жестоко страдала на каторге.

После отбытия каторги Вера Тарасова некоторое время находилась за границей. Вернулась в Россию в июле 1917 года. С Каплан встретилась случайно, весной 1918 года в Москве, в трамвае. О подготовке покушения на Ленина она ей не рассказывала.

СВИДЕТЕЛЬСТВА ВРЕМЕНИ

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА В.М.ТАРАСОВОИ-БОБРОВОЙ

… Я вернулась из-за границы в июле 1917 года. Фанни Каплан… встретила в этом году /в 1918 — Н.К./, не ручаюсь за память, в апреле или около этого в вагоне трамвая "Б", кажется, у Каретно-Садовой. Я к ней подошла и имела с ней весьма короткий разговор. Это был обычный разговор про наших каторжанок, как кто поживает и т. д. Я не могу категорически утверждать, что не встречала до или после этого у Пигит…

Мне неизвестно, чтобы Фанни Каплан когда-либо носила другую фамилию.

Допрашивал В.Кингисепп.

Вооруженный сведениями, добытыми Кингисеппом у Веры Тарасовой, Петерс снова вызвал Каплан на допрос. На этот раз она разговорилась. Рассказала о себе. Назвала свое имя. Вообще держалась проще, раскованней.

Да, она Фанни Каплан. До 16 лет носила фамилию Ройдман. Родилась на Волыни. Семья в 1911 году уехала в Америку. У нее — четыре брата и три сестры.

Допрос шел ровно, без осложнений, тщательно записывалось все сказанное. Каплан неохотно, но все же рассказала о своем детстве и о семье, о вступлении в киевскую организацию анархистов, где она впервые приобщилась к террору. И не сообщала ничего вразумительного о своем участии в покушении на В.И.Ленина. Как она узнала о митинге михельсоновцев? Кто ею руководил и помогал вести слежку? Кто снабдил ее деньгами и оружием? Об этом — ни слова.

— Где вы остановились в Москве? — спросил Петерс, пододвинув к себе лист бумаги.

— У знакомой каторжанки Анны Пигит. Мы с ней вместе приехали в Москву из Читы.

— Где проживает Пигит?

— Большая Садовая, дом десять, квартира пять…

ИЗ ПОКАЗАНИЙ АННЫ ПИГИТ.

Я заявляю, что предъявленная мне для опознания содержащаяся под стражей во Всероссийской Чрезвычайной Комиссии женщина, называющая себя Фанни Каплан, есть действительно Фанни Каплан…

КАПЛАН: У Анны Пигит жила не больше месяца. Потом уехала в Евпаторию. В санатории политических амнистированных находилась два месяца. Потом срочно выехала в Харьков на глазную операцию и прожила там до февраля 1918 года…

Каплан замолчала. Петерс не удивился. Террористка вела себя на допросах абсолютно непредсказуемо. Петерс и Каплан пристально рассматривали друг друга. Присутствовавший на допросе начальник секретного отдела Скрыпник не подавал голоса. Его будто и не было в комнате. Растворился в воздухе. А между тем он внимательно следил за поединком.

Эти двое напоминали ему кобру и мангуста. Скрыпник таким и запомнил Петерса. Белая косоворотка. Спокойное усталое лицо. Густая грива аккуратно причесанных волос со снежно-сизоватой проседью. Чуть заметный наклон головы в сторону Каплан. Негромкий голос. Ни угроз. Ни обещаний. Ни заигрывания. Пытливый, пронизывающий взгляд.

— Кто был ваш отец по профессии?

Каплан встрепенулась. Вопрос был неожиданным и никак не вязался с ее террористическим прошлым и настоящим. Петерс уловил, что какая-то искорка света мелькнула в ее глазах.

— Отец мой был еврейским учителем.

Петерс одобряюще улыбнулся, приглашая Каплан к продолжению разговора. Террористка заявила, что окончательно оформила свои идейные взгляды на политическую борьбу в тюрьмах и на каторге.

КАПЛАН: В Акатуе порвала с анархистами и стала социалисткой-революционеркой. Убеждения изменила потому, что попала на каторгу очень молодой. Плохо разбиралась в политических группировках. Увлеклась анархизмом, а потом в нем разочаровалась. Твердо стала на позиции эсеровского народовластия. По течению в партии больше примыкала к Виктору Чернову.

Курский: Связан ли ваш социализм со Скоропадским?

Каплан: Отвечать не намерена.

Курский: Слыхали ли вы про организацию террористов, связанную с Савинковым?

Каплан: Говорить на эту тему не желаю.