Десять (СИ)

Не имело значение, что в любой момент в курилку могли зайти студенты, коллеги, увидеть, то, что видеть не должны никогда, и особенно сейчас, когда сын Юрия Борисовича находится между жизнью и смертью, а жена не отходит от младенца ни на час.

— Утром, Юля, давай встретимся утром? Сразу после дежурства?

— Хорошо, — тут же согласилась она.

Чаще всего они встречались в квартире отца Юры. Самой обыкновенной, без изысков, с простым ремонтом и не самой новой мебелью. Банальная жилая площадь для встреч, на которые никто из двоих права не имел, но моральные издержки и нравственные ориентиры забывались до того, как они переступали порог.

Юля пренебрегла красивым комплектом белья. Она разделась едва ли не сразу, как зашли. Уселась сверху на Юру, ловя его взгляд, бросая откровенный вызов. Хотелось испытать его терпение. Она гладила себя, потом отрывалась, чтобы расстегнуть пуговицы на его рубашке, снова гладила, запретив ему шевелиться.

Раздевала медленно, смаковала то, что видит. Целовала, порой прикусывала, слизывала укусы, как патоку. Терялась в ощущениях кожи на коже. В запахе, порывистом дыхании, стонах, слетевших с его губ.

Растягивала удовольствие, испытывая собственное и Юрино терпение, пока он не прижал с силой, перекатился сначала на бок, потом наверх, позволил себе проявить всю силу своего желания — игрой языка по влажной коже, движением между откровенно распахнутых бедер.

Темп набрал сразу, не дал время привыкнуть после перерыва. Ловил губами крики боли вкупе с удовольствием. Отпускал Юлино наслаждение на волю, двигался с необходимой ей скоростью, амплитудой, поддерживая рукой за поясницу — именно так, как нужно ей. Гладил по выемкам, которые любил целовать, опускал руку между ягодиц, к местечку, которое любил нежить.

Слегка надавил влажным пальцем и наблюдал за ярким румянцем, что растекся от лица по напрягшейся шее, за руками, которые хватались за простыни, за стремительным движением бедер, пока она, замерев, остановившись, попросту не отдала себя на милость победителя, зная наверняка, что получит все, что нужно и даже больше.

По мере взросления сына Юры, Юля рекомендовала лучших специалистов, не стесняясь, использовала личные связи, договаривалась о курсах реабилитации, санаторном лечении, врачебном сопровождении.

Постепенно становилось ясно, что мальчик преодолел, выстоял, и теперь рос почти обычным ребенком, лишь болел намного чаще, чем хотелось бы его родителям, но не чаще, чем позволяли границы нормы. «Часто болеющий ребенок» — не самые тяжелые последствия для перенесенных испытаний. Он становился умным, смышленым и любопытным, как и все дети.

Юля слушала рассказы о шумном маленьком мальчике, искренне улыбалась, видя улыбку Юры. Слова «мама», «Ольга» она пропускала. Пропускала сквозь сердце, не разрешая им разрушать тот вакуум, в котором они находились. Пузырь, которому было отведено так мало места в быстром течении времени.

— Пупс, я долго думал и знаю, что ты отмахнешься, как всегда, но давай, ты все-таки подумаешь над моими словами. Я хочу развестись и быть с тобой.

— Не говори ерунды, — в сотый раз отговорилась Юля.

Развестись — а дальше что? Сделать несчастной еще одну женщину? Оставить еще одного ребенка без отца? Ребенка проблемного, с ослабленным здоровьем. Никакая взрослая любовь не стоила детских слез — Юля, постоянно работающая с детьми, знала это наверняка, как и знала цену каждой детской слезе, разочарованию и боли. Плодить детскую боль она не могла себе позволить.

— Юль, он подрос, окреп. Ольга работает — она самодостаточная, умная женщина, заслуживающая любви, а не бесконечной лжи.

Что могла ответить Юлия? Что не бывает настолько самодостаточных женщин, чтобы спокойно перенести развод? Ложь? Предательство? Что невозможно матери заменить отца, что сын всегда будет скучать по папе, и настырно спрашивать, почему родители больше не живут вместе и скоро ли все станет, как прежде.

Что невыносимо видеть надежду в глазах Кима, когда Симон приезжает, заваливает подарками не только своего единственного ребенка, но и бывшую жену со словами «Маленький, ты становишься только красивей», улыбается открыто, смотрит все с тем же обожанием… И желанием. Желанием, которое резало точнее скальпеля хирурга — ровно по самым болезненным местам.

— Жалеешь, что развелась? — спрашивал Юра.

— Жалею. — Не было смысла врать Юре. Вокруг них было достаточно лжи, не стоило плодить новую. — Ким скучает, я тоже…

Ей было одиноко. Одиноко просыпаться по утрам. Мучительно вспоминать, что ей снилось, понимать, что ничего. Снова. Одиноко засыпать без объятий и поцелуев. Не для кого было готовить, и не на кого было обижаться за опоздание и невинную ложь.

Единственное, в чем она была уверена — в любви Юрия. Знала наверняка, что в любое время, в любой ситуации, он приедет к ней, останется с ней столько, сколько потребуют обстоятельства или очередная её хандра или пьяная истерика. Однако, изо всех сил старалась не пользоваться этим.

Её любовь была краткой, а время и место зависело не от неё. Так она предпочитала думать.