Десять сыновей Морлы

– Это хорошее дело, – веско сказал ее отец. – Дело, достойное верного сына Орнара. Доколе мы будем бездействовать? Доколе будем терпеть, что Баэфская Медведица, эта ведьма, эта нагулянная дочь Тельри Хегирика, дурная жена, держит в своих руках меч Баэф и тем самым наносит оскорбление нам, властителям Трефуйлнгида? Бесстыдно она является на роггарим и возвышает свой голос в мужском собрании, словно она нам ровня, да еще и смеет грозить нам мощью Карна Баэф! Где это видано, чтобы куропатка охотилась на ястребов? Где видано, чтобы Сиг воевала с Орнаром? Веретено не может тягаться с мечом, женщина не может повелевать мужчинами!

Вальебург оперлась на другой подлокотник. Красноречия ее отцу было не занимать – сидеть придется долго. Хендрекка любил покрасоваться перед другими, любил, когда все внимание обращено к нему. Он говорил много, хоть и повторял, по сути, одно и то же: своим непокорством Тагрнбода прогневила богов, а ее элайры, раз они безропотно терпят над собою власть женщины, – плохие сыновья Орнару, а потому убить их и разграбить их земли – не злодейство, а подвиг, достойный всякого восхваления. Другие карнрогги кивали и время от времени бормотали слова одобрения. Они плохо понимали речь южанина, щедро пересыпанную поэтическими метафорами, но Хендрекка говорил то, что всем и так давно известно, и гостям из других карна не приходилось задумываться над его словами.

– Каждый звук из твоих уст, о высокородный Хендрекка, – что драгоценность в сокровищнице, – похвалил его Гунвар Эорамайн. – Ты с твоим высокородным зятем, сыном моей старшей сестры, – Эорамайн поклонился Морле, – рассудил справедливо. Мне тоже не по нутру, что такой большой и богатой землей, граничащей с моим владением, правит эта недостойная женщина, злонравная, точно гурсиха…

– И столь же безобразная! – вставил Вульфсти. Он выкрикнул это неожиданно громко, с дурацкой ужимкой, – зал взорвался хохотом.

– Верно, верно, – Гунвар Эорамайн улыбнулся глазами. – Подумать только, а ведь когда-то, по молодости, я чуть не взял ее в жены! Засылал в Баэф сватов после того, как ее муж, высокородный Гройне Ондвунн, скончался от ран, нанесенных этим проклятым жителем потемок, гурсом Громовым Рыком.

Морла откинулся на спинку кресла. Он тоже улыбался – разговор становился легкомысленным, но Морле, похоже, это было на руку.

– Мы наслышаны о твоем неудачном сватовстве, дядюшка Гунвар, – сказал он. – Тагрнбода велела своим элайрам поколотить твоих послов, посадила их на лошадей задом наперед, а тебе в ответный дар отправила свиные уши, сказав, что ты бледен и никчемен под стать этим отрезанным ушам.

Гости вновь расхохотались. Они слышали эту историю много раз, но она неизменно их забавляла.

Племянник Гунвара Данда, осушив чашу до дна и протянув ее рабу, чтобы тот снова наполнил ее, крикнул, перекрывая хохот:

– Я открою тебе тайну, высокородный Тьярнфи: Тагрнбода оттого так невзлюбила моего почтенного дядюшку, что в Битве Побратимов от его руки пало множество гурсов, родичей Тагрнбоды!

– Вот как? – заинтересовался Хендрекка. – У нас в Карна Рохта слыхали, что карнрогг-ведун Тельри Хегирик водит дружбу с медведями и гурсами. Но о том, что отец Тагрнбоды еще и породнился с ними, мы не слышали.

– Знающие люди говорят, мой высокородный свекор, что мать Тагрнбоды – гурсиха, которую пленили воины Унутринга, – объяснил Морла, наклонившись к Хендрекке через угол стола. – Другие же толкуют, будто Тельри Хегирик сам зачал Тагрнбоду от роггайна гурсов. Вот отчего она непокорна и воинственна, как мужчина: всё потому, что Тагрнбода родилась от двух мужчин.

Вальебург уловила последнюю фразу и фыркнула от смеха. «Ну и бредни!» – подумала она, стараясь скрыть от сидящих за столом, что тоже смеется. Беседа карнроггов стала для нее куда занятней, чем вначале. Ее забавляли сплетни о Тагрнбоде, грозной правительнице Карна Баэф. Для южанки Вальебург северные земли были такими же далекими и загадочными, как владение гурсов Туандахейнен, о котором работницы в девичьей рассказывали страшные сказки.