Десять вечеров. Японские народные сказки

Стала она переходить через мост, а у самой глаза полны слез. Сделает несколько шагов и прижмется щекой к перилам. Но вдруг дыханье отлетело от нее, и она упала посреди моста мертвая.

С тех пор и прозвали его «Шепчущим мостом».

Раскалённый колокол

Давно, давно жил в стране Ки́и^[70] один богач. Пришел к нему как-то раз молодой монашек по имени Анти́н и говорит:

— Здравствуйте, господин. Все это время не забывал я ваших прошлых благодеяний.

— О, смотрите пожалуйста, каким ты стал молодцом! Дочка моя, Киё-химэ́, обрадуется. Где ты теперь живешь? — ласково спросил богач.

— Ныне живу я в храме Мангандзи, неподалеку от города Сирака́ва^[71].

Позвал богач свою дочку Киё-химэ. Радостно приветствовала она юного Антина, ведь они часто играли вместе в дни своего детства.

Когда настала поздняя ночь, она вызвала Антина из дому:

— Антин-сама, это я, Киё-химэ! Выйди ко мне в сад на минутку…

Ночь была ясная. На небе светила полная луна.

— Вспомни, милый, вспомни, как еще малыми детьми дали мы обет верности друг другу. Я никогда его не забывала. Возьми меня с собой… — стала просить Киё-химэ.

— Нет, и не проси, невозможно это. Там, в дальнем краю, ждет меня моя любимая, — ответил Антин.

При этих словах горько заплакала девушка. Но не могла она так легко отказаться от своей любви. Видит Антин, что девушка заупрямилась, и говорит:

— Подожди, мне надо отлучиться, я возьму тебя с собой на обратном пути.

На другой день Антин ушел в дальний путь, точно сердце его почувствовало недоброе. Он и не думал воротиться.

А Киё-химэ, ничего про это не зная, день за днем ждала Антина. Однажды спросила она у прохожего монаха, не знает ли он, где сейчас Антин.

— Я повстречал его недалеко от столицы, — отвечал монах.

Киё-химэ сразу пустилась в погоню.

Вот пришла девушка к широкой реке, но сколько она ни просила, ни молила, паромщик отказался ее переправить. Так велел паромщику Антин.

— Вернись к себе домой, — сказал паромщик, — не нужна ты своему любимому, есть у него другая.

Не вынесла обиды Киё-химэ и бросилась в воду. А на дне реки превратилась она в страшную змею. Погналась она вслед за юношей. Увидел ее Антин и обомлел от ужаса. Кинулся он искать спасения в храме Додзёдзи^[72], и спрятали его монахи под большим колоколом. Притаился там Антин, чуть дышит.

Вползла огромная змея во двор храма и уставилась-сверкающими глазами на колокол. Потом обвилась вокруг него кольцами и несколько раз ударила по нему хвостом. Жалобно загудел колокол, а у змеи из глаз кровавые слезы потекли.

Наконец змея уползла. Смотрят, а колокол раскалился докрасна. Подняли его монахи с земли, когда он остыл, видят: а под ним лежит только горстка пепла — все, что осталось от молодого монаха.

Последняя песня

Давно, давно это было.

На одном из островов Мацуси́ма^[73] жил в сельском храме мальчик по имени Миятиё. Тихий и задумчивый, нравом и лицом он был похож на девушку. Не манили его резвые игры сверстников. Больше всего на свете любил Миятиё слагать стихи.

Не раз посылал он свои танка^[74] в столицу, и самые прославленные поэты при дворе императора приходили от них в восторг:

— Какие прекрасные песни! Сразу видно, идут они из глубины сердца.

Только об одном мечтал Миятиё, только одно не выходило у него из головы:

— Ах, если бы мне попасть в столицу! Там поучился бы я поэтическому искусству.

Но настоятель храма не соглашался отпустить мальчика в трудный путь:

— Учиться поэзии — дело похвальное, но летами ты еще слишком мал. Не по силам тебе дальняя дорога. Нет, и не проси меня, я не дам своего согласия. Подожди, пока вырастешь.

Не вытерпел Миятиё и однажды потихоньку убежал из храма.

На рыбачей лодке переправился он через морские волны. Перед ним расстилались поля, высились горы, и даже с самой высокой горы нельзя было увидеть столицу… Но не испугался мальчик, а решил идти день и ночь.

Вот миновал он большое селение Сиогама, оставил за собой высокие стены замка Тагадзё… Уже поздно вечером вышел он на равнину Миягино́.^[75] Куда ни взглянешь — всюду голубые от лунного света высокие травы.

И тут мальчик сложил начало танка. Легко-легко, словно сами собой, родились три первые строки:

В небе луна одна,
Но капли росы приютили
Тысячи маленьких лун…

Долго думал Миятиё, как завершить танка. Он глядел то на небо, то на землю, но напрасно: в голове не рождалось ни одной мысли. Казалось, вдохновение улетело от него навсегда.

Горько стало мальчику. Угасла в нем вера, что он станет поэтом. Усталость и тоска одолели его… Упал он на землю и умер. А умирая, все повторял слова своей неоконченной песни:

— В небе луна одна…

— Бедный мальчик, вот горемыка! — пожалели о нем крестьяне ближайшей деревни. Похоронили они его труп возле дороги и насыпали над ним невысокий холмик.

Но с той поры на равнине начал появляться каждую ночь призрак мальчика. Голосом, печальным, как шелест сухого камыша, он повторял:

В небе луна одна,
Но капли росы приютили
Тысячи маленьких лун…