За 1882 годом последовал период, принесший Роберту Коху большое удовлетворение в том, что касалось его научной карьеры. Однако его отношения с женой Эмми постепенно стали невыносимыми для обоих. Наверное, мы никогда не узнаем, что так ожесточило этих двоих еще довольно молодых людей. Скорее всего, он, увлеченный и полностью поглощенный своими исследованиями, пренебрегал ею. Может быть, ученому, завоевавшему восхищение и уважение всего цивилизованного мира, было очень неприятно возвращаться вечером туда, где к нему относились как к простому смертному, к мужу, который должен выполнять привычные обязанности по дому. А может быть, гордая немецкая жена устала от того, что, прожив пятнадцать лет с далеким от совершенства мужчиной, должна была всегда только хвалить его, не позволяя себе ни тени недовольства великим супругом. Большинство ученых нетерпимы к критике со стороны домашних, а Коха никак нельзя было назвать образцом терпимости или обладателем легкого характера.
Так или иначе, но после того, как в 1888 году их единственная дочь вышла замуж, Кох и Эмми расстались. Что принес ему развод — горе или облегчение? С учетом того, что случилось позже, можно предположить, что он почувствовал облегчение. С тех пор как Эмми преподнесла ему на двадцативосьмилетие микроскоп, наука стала для него восхитительной любовницей, подарившей ему вначале ни с чем не сравнимую радость от разгадывания тайн природы, а затем нечто еще более ценное — непреходящую славу. Он еще глубже погрузился в лабораторные исследования и к 1890 году сделал несколько небольших открытий. А затем совершил ошибку, причем весьма грубую.
Катастрофа началась на проходившем в Германии престижном форуме — Десятом Международном медицинском конгрессе. Для пленарных заседаний Берлин предоставил самую большую аудиторию, вмещавшую восемь тысяч слушателей. Именно перед этой гигантской аудиторией, а там были самые выдающихся ученые мира, Кох совершил то, в чем ранее резко обвинял Пастера. Не так давно Пастер, использовав наскоро приготовленную вакцину, не защитил, а убил множество животных. Теперь же слова, произнесенные Кохом на конгрессе в 1890 году, привели к преждевременной гибели сотен людей.
Еще до этого саморазрушительного и нечестного доклада Кох знал, что немецкое правительство ожидает от него каких-то заявлений, способных заинтересовать собрание именитых ученых в неменьшей степени, чем сделанное за восемь лет до этого сообщение об открытии возбудителя туберкулеза. Теперь публике предстояло узнать, что он, ученый, состоящий на службе у германского правительства, открыл средство для лечения этой страшной болезни. Власти Германии уже уведомили его, что в будущем году создадут институт, которому присвоят его, Коха, имя, и этот институт будет заниматься исключительно исследованиями инфекционных заболеваний. Что же страшного, если он осторожно и не напрямую намекнет, что нашел некие «субстанции», дающие весьма
Делая такое заявление, Кох знал, что еще не располагает данными, подтверждающими его правоту. Именно поэтому следующая фраза звучала так: «Единственная причина, по которой я отступил от своих правил и докладываю еще не завершенные исследования, состоит в том, что я хочу придать новый импульс исследованиям в этой области». Он по-рыцарски отказывался от прошлых претензий на исключительность и стимулировал других на поиски методов лечения туберкулеза. Однако, по совести говоря, вторая фраза была ненамного честнее первой, ибо для всех ученых значение имеет лишь одно: приоритет в открытии. Редко встречаются люди, настолько благородные, чтобы принести в жертву собственные усилия и дать другим ученым возможность насладиться счастьем первенства. И, хотя Кох обладал целым рядом качеств, сделавших его блестящим ученым, благородство в их число не входило.