Десять вещей, которые я теперь знаю о любви

Дождавшись, пока друзья ушли на работу, я украдкой вернулся в квартиру, набрал слишком горячую ванну, выстирал одежду и разложил прямо в сушилке. Даже отполировал ботинки. Сел на диван и выпил целый чайник чая. А потом я оставил записку с благодарностями, собрал сумку и ушел.

Так бывает с табу. Стоит разок нарушить его — и все, потом это уже не так важно.

Трава мне нравится больше, чем скамейки. Углы — больше, чем открытые пространства. Я люблю спать, слушая шум листвы, а не рокот автомобиля. Порой я возвращаюсь куда-то: к каналу — там, где он ныряет под землю неподалеку от Энджела; к крыльцу позади церкви Святого Петра, в сторонке от Уолворт-роуд. Какое-то время я ночевал в парке Клапхэм-Коммон, к югу от эстрады. Что мне больше всего нравилось там, так это звезды. В городе их почти не видно. Я так и не выучил созвездия. До сих пор не знаю, как они называются, но могу различить их на глаз. Я оставался там достаточно долго, чтобы увидеть, как земля повернулась.

Дело в том, что тут теряется ежедневный ритм: поспал, умылся, побрился, поел, пошел на работу. Все это исчезает моментально, оглянуться не успеешь. Ты спросишь меня, почему я живу так, как живу. И у тебя на это есть полное право. Но ответ будет далеко не один.

Сегодня среда, и я иду на запад, через Хит и дальше, через Голдер-Хилл-парк, с его ровно посаженными деревьями, аккуратными асфальтовыми дорожками и ухоженной травой. Проходя мимо птичьего вольера, я смотрю, как цапля кружит над бетонной площадкой, испачканной птичьим пометом.

Сегодня мое сердце твердо. Молодая женщина улыбается мне, проходя мимо. Вижу, как парочка обнимается рядом с военным мемориалом напротив станции метро «Голдер-Грин», прямо под словом «мужество». Парень приподнимает девушку, и они раскачиваются, как деревья на ветру. Прохожу по Аккомодэйшн-роуд, мимо низких деревянных зданий, украшенных расписной плиткой, мимо белого забора, расписанного подсолнухами и попугаями. Черная железная пожарная лестница свернулась позади зданий, и кондиционеры выбрасывают ненужный воздух. Работники отеля и продавцы втягивают в легкие никотин. Я нашел прошлогодний каштан, коричневый, сухой, морщинистый. Я нашел пустую сиреневую зажигалку. Я нашел половину темно-серого ремня. За продуктовым магазином, где в широких пластиковых коробках свалены овощи, я нахожу открытку с ледником. Там движутся под уклон быстро текущие реки — молочно-голубая вода, цвет твоего имени. На обратной стороне кто-то написал «Дорогая» синей шариковой ручкой. Следующее слово нацарапано, а затем та же синяя ручка протянула дрожащую линию по диагонали через белое пространство. В левом нижнем углу напечатано: «Ледник Франца Иосифа, Новая Зеландия».

«Давай убежим», — сказала она, и мое сердце дрогнуло. «Только на выходные», — добавила она, и я изо всех сил постарался скрыть разочарование. «Малкольм собирается отвезти девочек к бабушке с дедушкой. А я выдумаю предлог, чтобы остаться дома». Она хотела съездить на море. «По-моему, море — очень грустное место», — сказал я, а она назвала меня глупым, чувствительным мальчиком и страстно поцеловала.

Мы отправились в Брайтон. Наш отель стоял на обочине дороги, что тянулась вдоль всей набережной. Оконные рамы пострадали от соленого воздуха и ветра, проникающего под них. Она бросилась на кровать — узкую двуспальную, с плотно заправленными под матрас голубыми простынями. «Чувствую себя грязной, — сказала она, смеясь, и добавила: — Иди сюда».

Потом я спросил ее, любит ли она меня, и она ответила, что да, а затем рассмеялась, как будто все это не имело значения. Она называла меня «отдушиной», своей «порочной тайной» и выходила из себя, когда я «принимал все это всерьез».

Сворачиваю на Хуп-Лейн, иду мимо переполненного кладбища, где ряды надгробий борются за места, мимо красно-кирпичного крематория. Стараюсь сосредоточиться на цветах. Сосредоточиться на том, как я переставляю ноги, одну за другой.

Дорога обратно к тебе занимает немало времени. Останавливаюсь на Крайстчёрч-авеню и смотрю на кусочек города, вклинившийся между высокими кирпичными зданиями, которые тянутся до пустой игровой площадки. Прости, Алиса, доченька. Люблю. Прости, что мне нечего было предложить твоей матери, чтобы она осталась. Прости, что я не смог быть твоим отцом. Прости, что я не смог найти тебя. Прости меня за все.

Буква «П» — оливково-зеленая. На холме Хит я нашел кепку в милитари-стиле: она висела на ограде, возле пруда. Правда, пятно на макушке я не смог отстирать даже с мылом, но, надеюсь, ты не обратишь на это внимания. Я складываю буквы внутрь. Бордовое игрушечное колесо — это «Р», сломанная белая цепочка — «О», темно-синяя пуговица — «С», темно-фиолетовая бусина — «Т», ярко-розовая резинка для волос — «И».