Десять вещей, которые я теперь знаю о любви

Мы сворачиваем за угол и видим, как желтый бульдозер вгрызается в старое офисное здание: бледно-зеленые плитки распадаются, как потрескавшаяся земля. Есть что-то интимное в том, как он движется: шепчет пустым комнатам милые глупости, нежно сгребает щебень, будто влюбленный. Я стою и наблюдаю. Чувствую, что Даниэль смотрит на меня, но я не обращаю на это внимания. Бульдозер безуспешно тычется носом в здание раз, другой, третий — и наконец новый кусок стены поддается, рушится, поднимая вихрь пыли.

Мы идем мимо театра «Олд Вик», и я вспоминаю, как ходила туда с Кэлом. Как его бедра прижимались к моим, а пальцы выстукивали по моей ладони нетерпеливый ритм на протяжении всего спектакля — какого-то представления с корсетами, зонтиками и белыми напудренными лицами. На углу парка кто-то готовит барбекю, и дымок вьется, поднимаясь над деревьями. Мы проходим мимо кубинского бара, на стене которого нарисована радостная женщина с высоко поднятыми руками. У меня звонит телефон. Я останавливаюсь на тротуаре и смотрю, как экран мигает синим цветом.

— Опять строитель?

— Это Кэл.

Телефон продолжает звонить.

— Тот, из-за кого ты задыхаешься? — спрашивает Даниэль.

Я смотрю на него, а затем снова на телефон. Звонок вдруг обрывается. Я жду. Сообщений нет. Вспоминаю о бульдозере, шарящем в разрушенном здании.

— Отец всегда говорил, что нельзя идти вспять, — говорю я. — А мы с ним шли только вспять.

— Чего же ты хочешь? — Даниэль стоит совсем рядом, так близко, что может коснуться моей руки. Но он этого не делает.

— Не знаю. Я просто хочу почувствовать… я не знаю.

Он улыбается, а затем быстро дотрагивается до меня. Мимолетное прикосновение пальцев к предплечью — и он тут же отдергивает руку, прячет ее под мышку. Потом кивает, словно говорит: «Пошли!», и идет дальше. Мы направляемся к Элефант-энд-Касл, и я вижу подъемные краны, которые будто поклоняются растущей громаде высотки, закутанной в синий пластик.

— Он живет тут, неподалеку, — говорю я. — Не уверена, что хочу…

Даниэль кивает и сворачивает влево, на узкую улочку, ведущую обратно к реке.

— Никогда не поздно передумать, — говорит он. — Очень долго я не понимал этого.

— О чем вы?

Он пожимает плечами:

— Только о том, что в какой-то момент ты можешь вдруг понять, что на самом деле хочешь чего-то совсем другого. — Он покашливает. — И тогда ты вполне можешь передумать. — Он смотрит на меня. — Вот, к примеру, я очень долго ненавидел своего отца. Думал, так и умру с ненавистью к нему. Но позже я начал понимать, что, возможно, все сложнее, чем кажется. Возможно, он старался сделать все, что мог.

— И вы перестали его ненавидеть?

Даниэль пожимает плечами:

— Не знаю. Я пытаюсь.

Мы идем вдоль реки до моста Хангэрфорд. Дальше — вверх по ступенькам, над головами людей, что наигрывают на трубе ритмичный мотив. Мост под нашими ногами похож на железные соты. Мимо проходит поезд, словно разрезанный на треугольники металлическими стойками. Белые провода тянутся над нашими головами и сходятся в небе.

— Представьте, что здесь построили дом, — говорю я.

— На мосту?

Я останавливаюсь.

— Да. Прямо здесь, посреди моста. Представьте, каково просыпаться здесь каждое утро. — Я опираюсь на металлические перила и смотрю вниз по течению, в сторону Вестминстера. — Почему вы? Я имею в виду, как вы?.. — Я осекаюсь.

— Кое-что произошло. А потом я принял несколько неверных решений, вот и все, — отвечает Даниэль.

Он становится рядом. Я вспоминаю о картонке с дырочками-звездами, лежащей в моем кармане.

— А потом оказалось, что эта жизнь мне подходит, — продолжает он. — Не всегда, конечно, но лучше уж сидеть у канала и наблюдать за закатом, чем торчать в одной из тех паршивых дыр, где мне приходилось жить.

— Наверно, мы с вами похожи, — говорю я и чувствую, что он напрягся так, будто испугался. — В смысле, я ведь могу купить квартиру, правда? Мы продаем дом отца, так что я могла бы себе это позволить, но… Кажется, я привыкла к странствиям и теперь не могу уже остановиться. Возможно, в этом мы с вами похожи.

Он молчит.

— Вы, наверно, считаете меня избалованным ребенком.

— Нет, я рад за тебя. Иметь свой угол — это хорошо.

— Как то место в парке? Это же тоже что-то вроде дома?

Даниэль качает головой:

— Для тебя квартира в Лондоне — это хорошо.

— Вчера, в гостях у сестры, я собиралась заказать билет на самолет, — говорю я. — В Дели.

— Ты могла бы задержаться на время.

Смотрю, как река течет под мостом. Я устала. Все тело ноет. И мне надо в душ.

— Пойдем дальше? — спрашиваю я.