Десять «за»… (ЛП)

Сногсшибательное. И это разбило ей сердце. Потому что, смотря на него, на этого красавца, который, вполне возможно, всего лишь плод ее воображения, Аннабель могла видеть только лицо лорда Ньюбури, красное и дряблое, а в ушах у нее звучал его голос, насмешливый и самодовольный, и ее внезапно охватила щемящая тоска.

Вот это вот мгновение… ну, или что-то на него похожее…

У нее их никогда не будет.

— Я должна вернуться, — тихо произнесла она.

— Без сомнения, — так же серьезно подтвердил он.

Она не двинулась. Просто не могла заставить себя уйти.

Тогда он встал, поскольку, как она и подозревала, был джентльменом. Не только по происхождению, но и по сути. Он протянул ей руку и она взяла ее и (ей показалось, что она взлетела) поднялась на ноги, слегка запрокинула голову и посмотрела ему прямо в глаза. И в тот же миг она это увидела. Всю свою будущую жизнь.

Все те вещи, которых она лишится.

И прошептала:

— Поцелуйте меня… пожалуйста!

Глава 5

У Себастьяна имелась как минимум тысяча причин, чтобы не выполнять просьбу незнакомки, и всего одна, чтобы сделать, как она просит. Желание.

Он пошел на поводу у желания.

А ведь минуту назад он даже не представлял себе, что хочет ее! Нет, он, конечно, заметил, что она очаровательная, и даже чувственная, восхитительной, неосознанной чувственностью. Но он всегда замечал в женщинах подобные вещи. Для него это было так же естественно, как замечать, какая нынче погода. «У Лидии Смитстоун необыкновенно соблазнительная нижняя губа» ничем не отличалось от «Из этой тучи сейчас, похоже, ливанет».

По крайней мере, на его взгляд.

Но как только она схватила его за руку, и он почувствовал прикосновение ее кожи, в нем что-то вспыхнуло. У него подскочило сердце, прервалось дыхание, а когда она вставала с одеяла, ему показалось, что к нему в объятия, по воле ветра, движется нечто волшебное и безмятежное.

Правда, поднявшись на ноги, она вовсе не оказалась в его объятиях, а остановилась перед ним. Близко, но вовсе не достаточно.

Его охватило чувство утраты.

— Поцелуйте меня, — прошептала она, и он не смог отказать, как не мог бы прекратить биение своего сердца. Он поднял ее руку, провел губами по ее пальцам, потом погладил ее по щеке. Их взгляды встретились, и в ее глазах он увидел желание.

И тут же оказалось, что и сам он сгорает от желания. Что бы он ни увидел там, в ее глазах, оно передалось ему и теперь двигалось внутри сладкой и мягкой волной. Томительное ощущение.

Томительное. Он не мог припомнить, когда в последний раз испытывал нечто, хоть отдаленно похожее на томление.

Ему с неожиданной остротой захотелось этого поцелуя. Захотелось ее.

Он не ощутил тепла. Не ощутил жара. Но что-то внутри него — то ли совесть, то ли душа — горело ярким пламенем.

Он не знал ее имени, он вообще ничего о ней не знал, кроме того, что она мечтает о Риме и пахнет фиалками.

А на вкус напоминает ванильный крем. Это он тоже теперь знал. Это — думал он, гладя языком внутреннюю поверхность ее верхней губы, — он запомнит навсегда.

Скольких женщин ему довелось целовать? И не сосчитаешь. Он целовался с девушками задолго до того, как узнал, что с ними можно делать что-то еще, пожалуй, он никогда не прекращал этого занятия. Ни гемпширским мальчишкой, ни солдатом в Испании, ни лондонским повесой… Женщины всегда казались ему загадочными. И он помнил их всех до единой. Честное слово. Он слишком ценил прекрасный пол, чтобы позволить женщинам из своих воспоминаний слиться в одну мутную лужу.

Но сейчас все было иначе. Он не смог бы забыть не только эту женщину, но и этот момент. Ощущение ее тела в руках, запах ее кожи, вкус, прикосновения и бесподобный, восхитительный звук, который она издала, когда ее дыхание перешло в стон.

Он запомнит температуру воздуха, направление ветра, точный оттенок сияния, которым луна серебрила траву.

Он не посмел поцеловать ее глубоко. Она была так невинна! Да, умна, да, рассудительна, но совершенно невинна. Если ее до этой минуты целовали больше двух раз, он съест свою шляпу! И он подарил ей тот первый поцелуй, о котором мечтают все юные леди. Мягкий. Нежный. Легкое поглаживание губ, намек на страсть, нежнейшие прикосновения языка…

Этим придется ограничиться. Есть вещи, которые джентльмен просто не может делать, вне зависимости от магии момента. Он неохотно отступил.

Но не слишком далеко. Так, чтобы их носы соприкасались.

Он улыбнулся.

Он чувствовал себя счастливым.

А потом она сказала:

— И это все?

Он замер.

— Прошу прощения?

— Я думала, это будет нечто большее, — ответила она. Замечание вовсе не прозвучало грубо. По правде говоря, в ее голосе отчетливо слышалось недоумение.

Он попытался не рассмеяться. Он знал, что этого делать не стоит. Она выглядела такой серьезной. Смех показался бы ей оскорбительным. Он крепко сжал губы, пытаясь сдержать беспорядочно скачущий внутри шарик безудержного веселья.

— Это было довольно мило, — произнесла незнакомка, и ему показалось, что таким образом она пытается его утешить.

Ему пришлось прикусить язык. Последнее средство.