Десять загадок наполеоновского сфинкса

Данные, появившиеся в последнее время об адмирале, и его письмо, написанное жене накануне смерти, подтверждают его самоубийство и изобличают во лжи распространенные слухи об убийстве. Возможно, я сам способствовал распространению этого заблуждения публикацией "Мемуаров сержанта Гийемара", в которых смерть адмирала показана в подробных деталях, которые затем были растиражированы газетами.

Но Гийемар — это всего лишь вымышленный персонаж, а его так называемые "Мемуары" — это всего лишь исторический роман, где я прибавил к моим личным воспоминаниям кое-какие малоизвестные события, которые своей неопределенностью могли вызвать драматический интерес.

Таким образом, все, что в этом произведении касается рассматриваемого вопроса, является чистой выдумкой. Когда я писал, я думал, что адмирал был убит, и под эту версию я подбирал случаи и персонажи, которые могли бы мне помочь ее развить.

Никому не известный Гийемар обстоятельно доказал, что было совершено убийство. Затем никому не известный Лардье заявил о том, что Гийемар — вымышленный персонаж, а следовательно, было совершено самоубийство. Но где гарантии того, что этот самый Лардье тоже не является плодом чьего-то воображения?

* * *

Гораздо более интересен в этом отношении факт, отмеченный в полицейском отчете, где было сказано, что Вильнёв погиб от шести ударов ножа. Факт того, что удар был не один, приводится в различных исследованиях. В частности, Виллиан Слоон пишет: «22-го апреля злополучного адмирала нашли мертвым в комнате, с несколькими колотыми ранами в груди, причем в последней ране торчал нож».

Кто-нибудь когда-нибудь видел человека, шесть раз подряд ударившего себя ножом? Конечно, можно допустить, что с первого удара не всегда получается нанести себе смертельную рану (ведь речь шла об обыкновенном столовом ноже), однако сомнительно, чтобы человеку удалось, производя подряд шесть ударов, превозмочь болевой шок, вызванный проникновением лезвия ножа в грудь.

В этом усомнились и некоторые представители властей в далеком 1806 году. В результате некий Франсуа Мартэн из сыскной полиции Реннского округа приказал возобновить следствие. При этом он писал: «Получив информацию о том, что смерть была вызвана несколькими ударами ножа, я решил, что в подобных обстоятельствах необходимо пересмотреть все улики, чтобы разобраться в обстоятельствах этого события и официально предать суду всех исполнителей, подстрекателей и соучастников этого преступления».

Если посмотреть на произошедшее под другим углом, то и все другие «неоспоримые» улики не могли быть абсолютными доказательствами самоубийства. Письмо? Но опытный фальсификатор мог легко подделать его, и оно не содержало ничего, что кто-то другой, кроме самого Вильнёва, мог написать. Кроме того, оригинал этого письма не сохранился, так что сделать почерковедческую экспертизу не представляется возможным (может быть, поэтому министр полиции Фуше так хотел, чтобы письмо под благовидным предлогом забрали у мадам Вильнёв?). Ключ в замке? Но есть хорошо известные методы закрыть дверь снаружи, повернув ключ, вставленный изнутри. Главное здесь, иметь под рукой людей ловких и умелых. А мы не будем забывать, что Фуше был человеком, который был способен на все!

При расследовании любого преступления наиважнейшим является вопрос, кому это выгодно?

Нужно ли было Вильнёву кончать жизнь самоубийством? Да, вроде бы, как и не нужно. Его не арестовали и не разжаловали. Лишь за четыре дня до этого он получил из Парижа ободряющее сообщение от министра Декре, который постоянно контактировал с императором и которого Вильнёв считал своим другом, и тот писал, что «не следует неблагоприятно оценивать намерения Его Величества».

Даже в худшем для себя варианте с военным трибуналом, он имел возможность постоять за себя и открыто рассказать всю правду о плачевном состоянии наполеоновского флота, о противоречивых приказах из Парижа, о ненадежности испанских союзников и т. д.

Похоже, что этого-то больше всего и боялся Наполеон. Никакой суд и никакие публичные разоблачения ему были не нужны.