Десять заповедей мертвеца

– Я хочу прояснить ситуацию. Оправдаться в ваших глазах… хотя вы всего лишь наемный работник, обслуживающий персонал, – на мгновение из-под трагической маски проглянула прежняя Галина Георгиевна. – На самом деле я хочу оправдаться не только перед вами, сколько перед Светланой. Ну, и перед самой собой.

– Светлана вам не дочь! – внезапно сообразила я.

– Откуда вы знаете? – напряглась старуха. – Кто вам сказал?!

– Никто! – Я пожала плечами. – Просто я вспомнила, как вы однажды упрекнули Светлану, дескать, она вас не слушалась «еще подростком». Меня еще тогда зацепила эта фраза. Любая мать на вашем месте сказала бы «еще ребенком». А ваша фраза означала, что детство Светланы прошло без вашего участия.

– Меня взяли из детдома, когда мне было десять лет, – кивнула Светлана. – Разумеется, я прекрасно все помню.

– Поэтому вы были так настроены против Жанны?

Светлана горько усмехнулась:

– Какая ирония судьбы! Я просто не могла вынести мысли, что мой мальчик из всех девушек мира выбрал интернатскую.

– Ну, вам же это в жизни не помешало? – улыбнулась я. – Скорее, помогло. У вас стальной характер, и именно этой закалке вы обязаны своим успехом в жизни, разве не так?

– Не так, – зло усмехнулась Кричевская. – Своим успехом я обязана тому, что мне приходилось всю жизнь, каждый день, с самого детства и до сегодняшнего дня, доказывать моим приемным родителям, что я чего-то стою. Что они не прогадали, когда из всех детишек выбрали именно меня.

Светлана посмотрела на мать и тихо закончила:

– Не уверена, что мне это удалось…

Галина Георгиевна поджала тонкие губы. Но покаянный формат мероприятия не допускал старых обид, и старухе пришлось раскрыть карты:

– Светлана, я честно старалась тебя полюбить. Прости, что не смогла. Ты умная, сильная, волевая женщина… Но к тому моменту, как мы взяли тебя из этого детдома, у меня уже был ребенок.

История, которую изложила нам Галина Георгиевна, была проста и банальна. В далеком тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году Галя Ложкина приехала в Тарасов поступать в музыкальное училище. Девушку закружила городская веселая жизнь, и вскоре деревенская дуреха уже ревела на приеме у гинеколога – Галя была беременна. Ревела Галя по трем причинам. Первая – сероглазый Вова, злодей-обольститель, растворился на просторах необъятного Советского Союза и совершенно не желал обременять себя потомством. Вторая причина была банальна – вернуться в родную деревню с позором и, как тогда говорили, «довеском» Галя не могла. Честолюбивая девушка, покидая дом, произнесла прочувствованную речь на тему «Как я рада, что больше не увижу всего этого навоза». Конечно, после этого вернуться было немыслимо – односельчане и бывшие подруги задразнят насмешками.

Третья причина была самая основательная – на танцах Галя познакомилась с Серегой Кричевским, молодым лейтенантом. Упускать такой многообещающий кадр было нельзя ни в коем случае. Но с чужим младенцем стройный лейтенант никак не сочетался, как Галя ни крутила.

Решать проблему медицинским способом было уже поздно. Помогло Галине одно обстоятельство – лейтенанта отправляли на полгода на Дальний Восток. Галя Ложкина проводила Сережу на вокзал, обливаясь слезами, расцеловала на прощание и обещала писать.

Переписывались они ровно полгода. Потом Галя родила здорового сероглазого мальчишку и немедленно написала отказ. Так что, когда лейтенант вскоре приехал и сделал Гале предложение, ничто не мешало их счастью. Ну, почти ничто.

– Он дурак оказался, и скупой вдобавок, – мрачно сообщила мне Галина Георгиевна. – Я-то думала, что он карьеру сделает, наверх выбьется. А он с начальством поладить не мог. И мы всю жизнь по дальним гарнизонам мотались. Ни дома своего, ни детей. По задворкам страны таскались – то жара несусветная, то холод до костей.

– Он был тихий и неконфликтный человек, – пояснила Светлана. – Больше всего на свете любил рыбалку. Стрелял отлично. И больше его ничего не интересовало.

– Тюфяк! – выдала эпитафию покойному супругу старуха. – Да еще девчонку заставил взять из детдома. Своих детей у нас не было…

– Почему же вы не рассказали ему о сыне? – полюбопытствовала я.

– А я рассказала! – с тихой ненавистью улыбнулась Кричевская. – Только он ничего слышать о моем мальчике не хотел. Сказал: «Твой пащенок в моем доме жить не будет». Вот так вот! И взял из детдома девчонку.

Галина Георгиевна покосилась на Светлану.

– И поэтому всякий раз, на нее глядя, я вспоминала о том, что где-то там мой сын, всего на год старше, и некому о нем позаботиться.

– Спасибо вам за правду, мама, – усмехнулась Светлана. – А я-то все не могла понять, какой во мне изъян, что вы так меня не любите…

– Когда Сережа наконец умер, – безжалостно продолжала старуха, – я разыскала Владика. Не буду рассказывать, каких усилий мне это стоило. Но было уже поздно. Он был совершенно взрослый чужой человек. Какое-то время мы переписывались. Потом он завербовался в армию. И мы потеряли друг друга из виду.

Мы со Светланой затаили дыхание в ожидании продолжения.