Катя сняла куртку и, положив ее рядом с собой, опустилась на скамейку. В одно мгновение силы иссякли, и все, чего хотелось теперь, — вот так сидеть на остывшей кухне родного дома и слушать, как отец возится у печи.
— Мне сны стали сниться плохие… — тяжело вздохнув, Катя прикрыла глаза. — Вроде все хорошо — а сны плохие. Как-то просыпаюсь ночью, не могу от кошмара отделаться — лезет и лезет в голову. Думаю, чтобы отвлечься, новости почитаю. Открываю комп. А там: выбросился, зарезал, сбил… И тошно так… Пап… Я тишину хочу. Хочу, чтобы тишина с ума меня сводила, чтобы хруст снега под ногами был самым громким звуком. Хочу…
* * *
Ян отложил полено и отряхнул мусор с колен.
Он не хотел оказаться здесь, по эту сторону ширмы. Не хотел слушать откровения, которые ему не предназначались. Но шок не сразу отпустил — Кэт… здесь… Несколько секунд он так и сидел, на корточках, перед еще незатопленной печью. Потом встал, протянул руку к занавеске — и в этот момент услышал скрип входной двери.
* * *
— Пап?.. — Катя ошарашено уставилась на отца, вошедшего в дом с охапкой дров.
— Вот, сходил за второй порцией… А жених-то где?
Занавеска распахнулась — и Катя увидела Яна. В заношенном гольфе ее отца, в джинсах, выпачканных золой, в кирзовых сапогах. В его отросших, зачесанных назад волосах, запуталась древесная труха. Сквозь рыжую щетину проступала бледная полоса шрама. Отрасти Ян еще и бороду — и он сошел бы за какого-нибудь лесного бога. Катя едва сдержалась, чтобы не обнять его.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она, чувствуя, как ликует ее сердце.
— Скрываюсь, — уголок его губ едва заметно приподнялся.
Катя расплылась в улыбке.
К вечеру печь растопилась, и все разделись до маек. От жары раскраснелись щеки, так что для Катиного румянца нашлось оправдание. Сидя в гостиной за столом напротив Яна, она изнывала от желания дотронуться до него, положить голову ему на плечо, расцарапать губы его щетиной. А вместо этого лишь попросила Яна передать ей хлеба — уловкой заполучила его взгляд глаза в глаза — пристальный, жгучий — и короткий. Словно за ту секунду Ян успел понять все, что ему нужно, — и принялся дальше вести размеренный разговор с ее родителями, будто это он был их сыном, а она — случайной гостьей.
К этому времени Катя уже знала, что Ян приехал в Бешенковичи три недели назад. Собирался арендовать дом на соседней улице, но родители пригласили его к себе: «не чужой, поди, человек». Ян помогал по хозяйству: рубил дрова, носил воду, иногда готовил, растапливая сердце Катиной мамы. Несколько раз он выступал в местном клубе.
— Мне потом старшеклассницы проходу не давали — кто такой, откуда, — рассказывала Любовь Витальевна, то ли не догадываясь, какие чувства вызывает ее история у непутевой дочки, то ли делая это нарочно.
А Кате хотелось оказаться в центре круга сельских поклонниц и совсем по-деревенски, не жалея ни прически, ни маникюра, растолкать их по сторонам. Подставляя тарелку под ароматные, дымящиеся, только что сваренные картофелины, она усмехнулась своим мыслям. Ян же сидел тихий и задумчивый, ел нехотя — лишь бы не обидеть хозяйку. И если бы сейчас он не находился в этом доме по доброй воле, в пору было подумать, что его отношения с Катей закончились.
Она выловила Яна на кухне, подхватив по его примеру грязные тарелки.
— Я хочу загадать свое последнее желание, — заявила Катя, составляя посуду в раковину.
Ян заложил руку за руку.
— Я слушаю.
— Хочу каждое утро просыпаться рядом с тобой. В одной постели.
Это было явно не то, чего ожидал Ян. Он не сразу нашелся, что ответить.
— Ты хорошо подумала, Кэт? Помнишь, что я буду исполнять твое желание только до тех пор, пока длится игра? Но она может закончиться в любой момент. Да хоть прямо сейчас.
От этих слов Кате стало не по себе.
— Я знаю, что ты можешь загадать свое последнее желание прямо сейчас, — приподняв подбородок, ответила она. — Или через пять минут. Или через год. Это твое право. Но пока игра продолжается, я хочу просыпаться рядом с тобой. Это мое желание.
Ян усмехнулся.
— Как знаешь, Кэт. Я тебя предупредил.
Следующие две ночи они и в самом деле засыпали и просыпались вместе — на ее детской кровати, в комнате с плюшевыми игрушками и коллекцией фантиков от жевательной резинки «Love is…» Катя не знала, что на этот раз чувствовал Ян, лежа за ее спиной, слышал ли он музыку, хотел ли коснуться ложбинки завитка ее косички. Но впервые за долгое время у нее было спокойно на душе, и ветер за окном, рвущий уцелевшие листья, только подчеркивал завораживающую тишину ночной комнаты.
Дни тоже проходили спокойно. Чуткие родители придумали причину, чтобы на выходные уехать в деревню. Катя и Ян остались наедине. Они почти не разговаривали друг с другом, но тишина между ними была не едкой, как после ссоры, а объединяющей, как у заговорщиков. Они вместе готовили, вместе ели, вместе выполняли нехитрую работу по дому и саду. Межу ними была своя музыка.